Симулякры и симуляция - [21]
Пусть моралисты войны, сторонники высоких военных ценностей не расстраиваются: эта война не менее жестока, хотя лишь симулякр, в ней также страдает плоть, а умершие и старые бойцы в ней стоят с лихвой остальных. Эта цель всегда полностью достигается, так же как и цель разделения территорий на участки и дисциплинарной социальности. Чего больше не существует, так это противостояния противников, реальности антагонистических оснований, идеологической серьезности войны. А также реальности победы или поражения, война, будучи процессом, который торжествует далеко за пределами своей видимости.
В любом случае, миротворчество (или устрашение), захватившее нас сегодня, находится по ту сторону войны и мира, оно есть равенство в любое мгновение мира и войны. «Война — это мир», − говорил Оруэлл. Здесь также, два дифференциальных полюса взрываются один в другом, или возвращают в цикл один другой — одновременность противоречий, которая есть сразу пародия и конец всякой диалектики. Таким образом, можно подойти к правде войны: узнать о том, что она была закончена еще до того, как реально была завершена, что конец войне был положен в самом разгаре войны, и что она, может быть, никогда не начиналась. Многие другие события (нефтяной кризис, и т. д.) никогда не начинались, никогда не существовали, не то, что искусственные перипетии — резюме, эрзацы и артефакты истории, катастроф и кризисов, предназначенных для поддержания исторического инвестирования под гипнозом. Все медиа и официальный сценарий информации там только для того, чтобы поддерживать иллюзию хронологии событий, реальности ставок, объективности фактов. Все события нужно читать с изнанки, или вы замечаете (коммунисты «у власти» в Италии, посмертное переоткрытие, ретро, гулагов и советских диссидентов как таковое, почти современное, при помощи умирающей этнологии, потерянного «отличия» Дикарей), что все вещи доходят слишком поздно, с запоздалой историей, по запоздалой спирали, что они уже давно исчерпали свой смысл и живут только искусственным воскрешением знаков, что все эти события следуют друг за другом без логики, в полной эквивалентности самых противоречивых событий, в глубочайшем безразличии к их последствиям (но это именно то, чего им отныне не хватает: они исчерпываются в своем зрелищном продвижении) — всякий фильм о «новостях» создает, таким образом, мрачное впечатление кича, ретро и порно одновременно — это без сомнения знают все, и никто не принимает это в глубине души. Реальность симуляции невыносима — более жестока, чем Театр жестокости Арто, который был также опытом жизненной драматургии, последним всплеском идеальности тела, крови, насилия в системе, которая уже уносила его к устранению всех ставок без единого следа крови. Для нас все закончено. Вся драматургия, и даже все реальное письмо жестокости исчезло. Симуляция главенствует, и мы имеем право только на ретро, на призрачную, пародийную реабилитацию всех потерянных референтов. Все они разворачиваются еще вокруг нас, в холодном свете устрашения (включая Арто, который имеет право, как и все остальное на свое оживление, на второе существование в качестве референта жестокости).
Вот почему ядерное распространение это не дополнительный риск взрыва или атомной катастрофы — кроме периода, во время которого «молодые» державы могли бы поддаться искушению дать ему не устрашающий ход, «реальный» (как это сделали американцы в Хиросиме — но именно они единственные имели право на эту «практическую ценность» бомбы, все те, кто получит к этому доступ, будут отныне устрашены воспользоваться подобной возможностью, даже самим фактом обладания ей). Вход в атомный клуб, так красиво названный, очень быстро сводит на нет (также как вступление в профсоюз для рабочих) любую робкую попытку насильственного вторжения. Ответственность, контроль, цензура, само-устрашение возрастают всегда быстрее, чем располагаемые силы или армии: таков секрет социального порядка. Таким образом, сама возможность парализовать целую страну, опустив рычаг, делает так, что электротехники никогда не используют это оружие: в этом весь миф тотальной и революционной забастовки, которая рушится в тот момент, как только получены все средства — но, увы, именно потому, что средства для этого предоставлены. Именно таков весь процесс устрашения.
Так, совершенно возможно увидеть однажды, как атомные державы экспортируют центральные атомные электростанции, оружие и бомбы во всех направлениях. За контролем посредством угрозы последует гораздо более эффективная стратегия миротворчества при помощи бомбы и посредством обладания бомбой. «Маленькие» державы, считая, что приобретают собственную автономную ударную силу, купят вирус устрашения, своего собственного устрашения. То же самое относительно центральных атомных станций, которые мы им уже предоставляем: столько нейтроновых бомб, обезвреживающих всю историческую вирулентность, любой риск взрыва. В этом смысле, ядерное устанавливает повсюду ускоренный процесс имплозии, оно замораживает все вокруг себя, оно поглощает всю живую энергию.
Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург. 2000Издание осуществлено в рамках программы Пушкин при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России.
В фильме «Матрица» один из его героев (Нео) читает книгу французского философа Жана Бодрийяра. С помощью этой книги Нео пытается понять, где реальность, а где матрица реального мира.Внимание создателей этого фильма к произведениям Бодрийя-ра не случайно: его называли «гуру» постмодерна, он ввел понятие гиперреальности («матрицы») для обозначения процессов, происходящих в мире. По мнению Бодрийяра, западный мир утратил чувство реальности, он движется к Апокалипсису, когда последним бастионом становится смерть – на ней основана в наше время любая власть и экономика.Еще один французский философ – Эмиль Мишель Сиоран – согласен с Бодрийяром в том, что европейская цивилизация переживает глубокий кризис, но пытается шутить на краю пропасти.
«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.
Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр (род. в 1929 г.) сегодня является одним из известнейших мировых мыслителей, исследующих феномен так называемого «постмодерна» — новейшего состояния западной цивилизации, которое характеризуется разрастанием искусственных, неподлинных образований и механизмов, симулякров настоящего социального бытия.В ряду других книг Бодрияра — "Система вещей" (1968), "О соблазне" (1979, "Фатальные стратегии" (1983), "Прозрачность зла" (1990) — книга "Символический обмен и смерть" (1976) выделяется как попытка не только дать критическое описание неокапиталистического общества потребления, но и предложить ему культурную альтернативу, которую автор связывает с восходящими к архаическим традициям механизмами "символического обмена": обменом дарами, жертвоприношением, ритуалом, игрой, поэзией.
Книга известного французского социолога и философа Жана Бодрийяра (р. 1929) посвящена проблемам «общества потребления», сложившегося в высокоразвитых странах Европы к 70-м гг. XX в. Основываясь на богатом экономическом и социологическом материале, Бодрийяр на примере Франции дает критический анализ такого общества с философской, социологической, экономической, политической и культурной точек зрения. Он выявляет его характерные черты и акцентирует внимание на том влиянии, которое процессы, происходящие в «обществе потребления», оказывают на моральное и интеллектуальное состояние его граждан.
Книга Жана Бодрийяра, как и его творчество вообще, отличается ясностью изложения, парадоксальным остроумием мысли, блеском литературно-эссеистического стиля. В ней новаторски ставятся важнейшие проблемы социологии, философии, психоанализа, семиотики и искусствознания. Для России, с запозданием приобщившейся или приобщающейся к строю общества потребления, эта книга сегодня особенно актуальна, помогая трезво оценить человеческие возможности подобного общества, перспективы личностного самоосуществления живущих в нем людей.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.