Симулякры доктора Хьюго - [17]

Там он видел жену, родителей, давно ушедших в мир иной, старых знакомых из-за океана и многих других, с кем судьба их больше не свела. Он верил в то, что сон это нечто большее, чем накопленный за определенный промежуток времени клубок воспоминаний и эмоций. Это параллельный мир, невидимая, но очень сильная связь с теми, кого нет рядом, но которые постоянно около нас. И только он находил этому подтверждение. Каждую ночь он встречал их, разговаривал, обменивался впечатлениями и собственными гипотезами. Они радостно встречали приятеля, принимали в свою компанию и подолгу разговаривали на пространные темы. Смеялись. Хью нравилось находиться там. Он не хотел просыпаться, хотел как можно дольше находиться в мире сновидений и быть частью этого мистического зазеркалья, когда даже самые безумные идеи воплощались в нем в виде причудливых образов.

Но сны заканчивались. Как впрочем и все хорошее в этом мире, им было свойственно обрываться на самом интересном месте. Хью ненавидел себя за это, но сделать что-то не мог. Пытался, но не мог.

Коллегия с самого первого дня и до сих пор считала его слетевшим с катушек ученым. Он верил в потустороннее и пытался это доказывать, игнорировал общепризнанное и стремился к неведомому, отчего получал выговор за выговором за «абсурдность испытаний, подвергающих сомнению собственный профессионализм», все быстрее приближая тот день, когда его назовут психом. И день настал гораздо раньше, чем он предполагал. Утром шестого числа Совет по Этическим Нормам и Правилам вынес на рассмотрение дело доктора Хьюго, где в речи проректора и кандидата наук Смитренко звучали обвинения в«… полном разложении личности доктора и окончательного падения качества изысканий ученого в оккультизм и ересь, что не может быть не осуждено высокой Коллегией». Скандал был громким. Из почти двух сотен ученых, профессоров и кандидатов наук в защиту Хьюго выступил только старый профессор Иванов. Его не смогли переубедить ни доводы Смитренко, ни не двусмысленные угрозы быть лишенным всех регалий и наград за поддержку Хьюго. Он принял основной удар на себя и док был ему обязан — это продлило его пребывание в Коллегии еще на некоторое время.

Тогда ему удалось поговорить с Ивановым. Они встретились у него в кабинете и надолго задержались в нем, обсуждая среди высоких книжных шкафов то немногое, что еще разрешалось обсуждать в стенах Коллегии и не быть обвиненным в ереси.

— Почему вы сделали это? — спросил Хью, закрывая дверь за старым ученым. Несколько дней назад старик перешагнул порог в семьдесят лет, но не оставил науку, продолжая работать наравне с остальными. Редкие седые волосы покрывали затылок и виски ученого, когда как вся остальная голова была лысой и блестела в свете горевшего потолочной лампы. Толстые линзы очков скрывали голубые глаза, худые руки дрожали, но все еще крепко сжимались, стоило ему схватиться за что-нибудь. Несмотря на годы, старик держался очень достойно и выступление только подтвердило доводы Хью, что некоторые люди, если они действительно во что-то верят, могут пойти в разрез с общепризнанным мнением, даже если это разрушит их карьеру до самого основания.

— Мне надо присесть и пару секунд помолчать, — тяжело заговорил старик. — И тебе советую, в наше время это последнее, что может уберечь нас от позора.

Хью сел.

— Ты спрашиваешь почему? Это будет звучать для тебя немного дико и странно, но… хех… неужели я наконец набрался смелости, чтобы сказать об этом вслух. Я верю в твою гипотезу. Верю в то, о чем ты заявил на Четвертой Научной Конференции в Москве. Тогда это наделало немало шума и кое-кто из Академии Наук даже усомнился в твоей компетенции… но куда им до тебя. Они все похожи на заросшие плесенью сухари: твердые и неподатливые. Они давно забыли, что наука двигается теми, кто ставит под сомнение устоявшиеся догмы. Кто рушит прогнившие стены, а потом своими руками возводит их вновь, но гораздо лучше, прочнее, красивее. Я читал твой отчет о проделанной работе — это тянет на прорыв как минимум, но у тебя мало данных. В этом есть потенциал и ты просто обязан найти в себе силы и время, чтобы довести все до конца. Я изучал сон почти половину своей жизни, но то, к чему пришел ты, меня просто поразило. Да, пока результаты ничтожны, но все когда-то начинают с горсти песчинок, постепенно, шаг за шагом собирая из этого замки.

— Думаете у меня получится?

Иванов наклонился к тумбочке, открыл ее и достал из маленького встроенного внутрь сейчас старую картонную папку, которыми перестали пользоваться уже бог знает когда. Вытер с поверхности пыль, снял шнуровочную обвязку и достал пожелтевшие бумаги, передав всю кипу в руки Хьюго.

— Теперь уже нет смысла держать это у себя. Время прошло, я стар, скоро мне придет конец и я не хочу, чтобы труды моей молодости так и остались коллекционировать пыль в этом кабинете.

— Что это? — спросил док.

— Там все о чем я боялся говорить многие годы. Диссертация после которой мне пригрозили лишением ученой степени.

Хью поднял титульный лист и прочел заглавие:

— «Сон, как альтернатива реальности».