Симфонии двора - [18]

Мой государственный амур!

Я с вас возьму не так уж много —

Со скидкой, в общем-то, на МУР…»

И здесь, на самом интересном,

Я чуть вам, братцы, не соврал:

Ведь он был – мент. К тому же

честный.

И он ее арестовал.

1988 год

ПЕСНЯ О ПРОФЕССИИ ДРЕВНЕЙ

А намедни приехал ко мне своячок —

Деревенский, простой, от сохи мужичок.

Прикупить, пригубить, приобуться —

одеться,

Да на баб на живых, городских

наглядеться.

Я в делах позарез, по кадык был,

И от дел своих сбежать не мог никак.

Он в затылке почесал: мол, куды мне?

Я по горлу постучал: мол, в кабак.

И пошел он. Душою и помыслом чист.

Улыбнулся ему на всю сдачу таксист.

За пятерку вошел, за червонец разделся,

А за два фиолетовых так разговелся!

Что оркестр взыграл за десятку

Рок-н-ролл с переходом на гопак.

И ударил Василий вприсядку —

Он был пьяный немножко дурак.

Загудело в нутре у него. От и до.

И почуял Василий в себе Бельмондо.

Замахнул и пошел, как в селе

на смотрины,

Ухватить, чтоб была, эх, не хуже Сабрины!

Но сказали экзотические телки:

– «Катерину», дядя Вася, приготовь.

(Что таить: на селе секс-потемки,

Засвети – просветим за любовь!)

Уронил потолок штукатурку в фонтан.

Заорали ему: «Ты вприсядку – вон там!»

Зазывали его две грудасто-плечистых.

«Рус, давай!», – ободрял пьяный хор

интуристов.

Две девчоночки сквозь фирменные

шмутки

Засветили ему прелести в дыму,

И спросил он их: «Вы, правда,

проститутки?»

И тогда они ответили ему:…!

…………………………………………..

А когда всю посуду собрали в мешок,

Сквозанул из Василия нервный смешок.

Выводили его как угонщика судна.

И вздохнула одна: «Деревенскому

трудно…»

И помчал автоспецмед по столице,

Где маникюром не скальпированный чуть,

Он спросил еще: «Дадите похмелиться?»

И заплакал в протокол: «Домой хочу-у-у…».

Вот вам песня о профессии древней

И о сращивании города с деревнй.

1988 год

ПОЙМАЛИ ВОРА!

Права консьержка. Дробью из бердани

Меня бы гнать задолго до того,

Как я пришел на ваше на свиданье

И долго бил влюбленного его.

Твой кавалер с того балдел —

На фартук новый твой глядел.

А я – с груди и ножек.

Твой кавалер тебе носил

Конфеты или апельсин.

А я – табак и ножик.

Права соседка. Дворник полоротый —

Во всем злодей не меньше моего —

Не углядел, как я через ворота

Взашей погнал влюбленного его.

Твой кавалер пропеть был рад

Тебе в ночи сто серенад —

На скрипке – шит не лыком.

А я восьмеркой на семи —

Враг школы, дома и семьи —

А-ля гоп-стоп со смыком.

Прав дворник был. К шпане и хулиганам

Имеет страсть пай-девочек душа.

И хоть я рос смышленым мальчуганом,

Я в тех делах не смыслил ни шиша.

Твой кавалер из темноты

Кидал в окно твое цветы.

И точно – докидался!

И как-то раз, когда темно,

Я сам себя швырнул в окно

И как-то там остался.

Ах, этой женской логики причуды —

От них одни волненья и беда.

Она меня спросила: «Ты откуда?»,

Хотя спросить бы надо: «Ты куда?»

А кавалер твой выл: «Люблю-ю…»,

Он обещал залезть в петлю —

Так грустно ему было.

А я в ответ ему на вой

Швырнул веревки бельевой.

А ты швырнула мыло.

И света нет. И дворник пьян.

И я, безгрешен, окаян,

Влетел в окно, как ворон.

Судьба играет в поддавки,

И нежных, нежных две руки

Поймали вора!

1989 год

ПОТЕРПЕВШАЯ

Гулял я ночами по Выборгу

И ножичком лихо играл,

И грабил не всех, а по выбору,

И даже не все забирал.

В слезливой балтийской туманности

Я плавал как рыба в воде.

Я был сердобольный до странности.

И это учли на суде.

Сидел я на лавке занозной

И годы считал наперед,

А злой прокуроришка слезно

Просил: меня – только в расход.

Кричал, мне эпитеты вешая,

За все несусветно кляня,

И только одна потерпевшая

Глядела с тоской на меня.

Я вспомнил ее и очкарика,

Который годился в отцы.

Я встретил их возле фонарика

И сразу же взял под уздцы.

Она улыбнулась загадочно,

А этот давай голосить,

И я ей сказал, что припадочным

Нельзя дорогое носить.

Без крови, без травм и без выстрела

Оставил он лишнее мне,

Его пожилого, но быстрого

Я слышал вдали в тишине.

Она ж, удивленная фортелем,

Смутившись в какой-то момент,

Сказала: «Вы все мне испортили.

Хороший сорвался клиент!..»

Курила, от холода охая,

Шубейки крыла запахнув,

Красивая и одинокая —

Такую как бросишь одну?

А дома малец и не топлено,

И угол дрянного дрянней,

И все, что по жизни накоплено,

Одето сегодня на ней.

Платок весь слезами просолится,

Окурок умрет на ветру.

И стало мне горько и совестно,

Как будто чужое беру.

Как будто совсем не кричали здесь,

И я, на другое клоня,

Сказал: «Вы напрасно печалитесь —

Считайте клиентом меня».

Порушил мне воспоминания

В тот миг горлохват – прокурор,

И я пред высоким собранием

Вставаньем почтил приговор.

В браслетах, но носа не вешая,

Стоял – я сидеть не спешу.

Сидела одна потерпевшая,

Шептала: «Я вам напишу…»

1995 год

ПРИСКАЗКА

В темных переулках, где

рассказывали сказки,

И в них очень верила

окрестная шпана,

Жизнь моя помчалася,

как с горочки салазки —

Вовремя не спрыгнул —

и случилась мне хана.

И приснилось мне в дыму

тюремного кошмара,

Будто я вернулся в эту

молодость мою.

А еще приснилась мне

моя гитара,

И с ней, по старой памяти,

я присказку пою.

«А как на улице одной

Жил да был один блатной:

Срок мотать и все – мотать —

Ах, век свободы не видать!

А как на улице одной

Жил да был один блатной.

Он – в тюрьму, и все —

в тюрьму,

А кто блатнее не пойму».

Зря тогда красавица