Симфонии - [32]

1. На большой улице Поповский встретил своего врага, демократа.

2. Тот был изящно одет; его обтянутая перчаткой рука сжимала алую розу.

3. Поповский шел, куда хотел, говорить о церковно-приходских школах, а демократ прогуливался с тростью в руке.

4. Обменялись взаимным презрением. Поклонились. Еще вчера демократ осыпал бранью Поповского в конторе либеральной газеты.

5. А солидный его превосходительство, редактор-либерал, багровый и почтенный, прибавил к резкостям демократа еще свои резкости.

6. Это у них называлось идти в уровень с веком.

7. Это было вчера… А сегодня демократ гулял по улицам с алой розой в руке, устремив к небу свои робкие, мечтательные глаза.

8. Уже он забывал Поповского; ему в глаза глядел свод голубой, одинаковый для либералов и консерваторов.

1. Тогда проехали поливальщики, ведущие борьбу с пылью.

2. Это были равнодушные люди, сидящие на бочках.

3. Из-под бочек обильно лилась вода, уснащая улицы, ненужной жидкостью и разводя грязь.

4. А минуты текли. Пешеходы сменялись, как минуты… И каждый прохожий имел свою минуту прохождения по каждому месту.

5. И каждая бочка в известную минуту опорожнялась. Поливальщик ехал наполнять ее.

1. И тогда демократ увидел свою сказку, сказку демократа.

2. По улице ехал экипаж, а на козлах сидел окаменелый кучер в цилиндре и с английским кнутом.

3. В экипаже сидела сказка, сказка демократа.

4. У нее были коралловые губы и синие, синие глаза, глаза сказки.

5. Она была жена доброго морского кентавра, получившего права гражданства со времен Бёклина.

6. Прежде он фыркал и нырял среди волн, но затем вознамерился обменить морской образ жизни на сухопутный.

7. Четыре копыта на две ноги; потом он облекся во фрак и стал человеком.

8. Ее муж был кентавр, а сама она была сказка и морская нимфа.

9. Так проехала сказка, сказка демократа, чуть-чуть улыбнувшись своему мечтателю, пронзив его синим взором.

10. Обрызгав грязью почтенного старичка в старом пальто.

11. Закричал почтенный старик, пригрозив улетавшей сказке. Обтер свое окаченное грязью лицо и шипел: «Чтоб черт побрал богатых…»

12. А потом продолжал свой путь в редакцию «Московских ведомостей», относя передовую статью.

13. Над ее консерватизмом поглумился вдоволь демократ, изящный и с иголочки одетый.

14. Но это было на другой день… А теперь он замечтался с алой розой в руке.

15. И не видел, и не слышал. Вспоминая свою сказку, улыбаясь образу синеглазой нимфы.

1. В огромном магазине всего модного усердно работал лифт, и человек, управлявший занятной машиной, с остервенением носился вдоль четырех этажей.

2. Едва он причаливал ко второму этажу, как уже на третьем его ожидали с глупыми, нетерпеливыми лицами; едва он причаливал к третьему, как в первом поднимался ропот негодования.

3. И среди этого содома то тут, то там раздавались таинственные голоса: «Счет».

1. В подвальном этаже чирикала канарейка. Здесь работал сапожник, созерцая мелькавшие ноги пешеходов.

2. Проходили сапоги со скрипом, желтые туфли, проходило отсутствие всяких сапог.

3. Все это видел лукавый сапожник и весело вертел шилом, протыкая свежую кожу.

4. А по Рязанской железной дороге катился товарный поезд с черкасскими быками; быки выставляли свои сонные морды, а паровоз, как безумный, кричал.

5. Он был злорадный и торжествовал, подвозя поезд с быками к городским бойням.

6. И все это знали. И каждый боялся взглянуть в глаза правде. И у каждого за плечами стояла скука, среди мелочей открывая бездонное.

7. И обернувшийся смельчак внезапно смирялся ее грозящим пальцем.

8. Она была всего ужасней белым, солнечным днем…

1. Прокатил морской кентавр, получивший права гражданства со времен Бёклина.

2. От его доброго, полного силуэта несло изящной простотой. Его увозили вороные рысаки.

3. Он думал…

1. Молодой философ читал Критику чистого разума, сидя в качалке, раскачиваясь ногами.

2. Он то углублялся в чтение, то ронял книгу на колени и бился головой о спинку качалки, обдумывая прочитанное, импровизируя философские фокусы и психологические штучки.

3. Так, прочтя о времени и пространстве как априорных формах познания, он стал придумывать, нельзя ли заставить себя ширмами, спрятавшись и от времени, и от пространства, уйти от них в бездонную даль.

4. В ту минуту все было сорвано, все струны, все нити разорвались, а ему в глаза улыбался свод голубой, свод серо-синий, полный музыкальной скуки, с солнцем-глазом посреди.

5. И он бросил чтение. Подошел к огромному зеркалу, висевшему в соседней комнате. Взглянул на себя.

6. Перед ним стоял бледный молодой человек, недурной собою, с шевелюрой, всклокоченной над челом.

7. И он показал язык бледному молодому человеку, дабы сказать себе: «Я безумный». И молодой человек ему ответил тем же.

8. Так они стояли друг перед другом с разинутыми ртами, полагая один про другого, что тот, другой, и есть поддельный.

9. Но кто мог сказать это наверняка?

1. Чтоб рассеяться, он подошел к разбитому пианино. Сел на табурет и открыл крышку.

2. И стало пианино выставлять свою нижнюю челюсть, чтобы сидящий на табурете бил его по зубам.

3. И философ ударил по зубам старого друга.

4. И пошли удары за ударом. И прислуга философа затыкала уши ватой, хотя была она в кухне и все двери были затворены.