Симеон Полоцкий - [59]
Когда у благочестивых монахов проявился божественный дар сочинительства, не суть. Перед их очами был достойный пример наставника, творца зарождавшейся культуры русского барокко, человека, до мозга костей преданного идеалам Просвещения. В разные времена подходы к нему на Руси были различными. Авторитет поэта Сильвестра Медведева при дворах царя Федора Алексеевича и правительницы Софьи был непререкаем. Увы, с ее падением закатилась не только поэтическая звезда любимого ученика иеромонаха Симеона Полоцкого, но и скатилась на плахе с плеч любомудрая голова[124], из уст которой лились похвалы венценосным благодетелям и хулы в адрес попиравшего церковь царя Петра Алексеевича. Такое ученик Симеона Полоцкого и будущий царь-преобразователь терпеть не стал, повелев казнить поэта и уничтожить многое из того, что тот насочинял.
По-иному сложилась судьба Кариона Истомина, дожившего до глубокой старости.[125] По букварю, изданному им, учился Алёшенька-царевич, любимое дитятко последней русской царицы Евдокии и ее супруга Петра, коему тесны были рамки православного благочестия. Потому-то ученику Симеона Полоцкого так и не удалось перешагнуть порог, за которым осталась целая эпоха.
Петру Первому на духовном поприще необходим был человек, не только умевший расточать словеса, но и деятельно принимать участие в его преобразованиях. И такой человек сыскался. Феофан Прокопович (в миру – Елеазар)[126] также, как и Симеон Полоцкий, получил образование в Киево-Могилянской академии. Именно так коллегия стала называться в среде духовен ства, хотя ее статус еще долго оспаривался официальными властями. Однако это обстоятельство отнюдь не помешало Феофану Прокоповичу завоевать доверие будущего «отца Отечества», императора Петра Великого, и войти в число «птенцов гнезда Петрова».
Симеон Полоцкий часто любил повторять выражение Викентия Белловаценса «Libros egit et in unum multa redegit». И вовсе не случайно, что его называют литературным тружеником, который создал собственную систему. Он вел особую книжицу, куда заносил житейские наблюдения, выписки из многочисленных источников, делал черновые наброски с тем, чтобы опираясь на них, явить читателю уже готовые сочинения. Именно такой подход предварил выход в свет «Car mina Varia» («Разные стихотворения»), в которую вошла и «Поэтическая арифмология», написанная по-польски. Адресат сборника – московская знать, которая не чуралась размовлять на языке Речи Посполитой.
Судьба, может быть, самой сокровенной задумки Симеона Полоцкого – основания в Первопрестольной Славяно-греко-латинской академии – была переменчива и драматична. Стены Заиконоспасского монастыря явно становились тесны для его широких замыслов. Однако успел ли Симеон озвучить свою идею при жизни Алексея Михайловича – вопрос вопросов. Впрочем, мы не получили ответа и на вопрос, намеревался ли сам Симеон Полоцкий стать во главе первого высшего учебного заведения России. От его собственноручного сочинения «Привилея на Академию», после того как она побывала в руках патриарха Иоакима, осталось весьма немного. И все же Сильвестру Медведеву, назначенному царем Федором Алексеевичем смотрителем «за строением здания в Заиконоспасском ряду», с превеликим трудом удалось сохранить стержневую мысль своего учителя. Звучала она так:
«Он (государь. – Б. К.) ни о чесом тако тщание свое сотворяет, яко о изобретении премудрости, с нею же все благая от Бога людям дарствуются. Оного паче иных всех образов слава Божия умножается. Того же вси царствия благочинное расположение, правосудства управление, и твердое защищение, и великое распространение приобретают. Сокращенне же да речем: мудростию во вещах гражданских и духовных, познавших злое и доброе, – злое, да от него уклонима, доброе же, да ему последует».
«Производство в чины, достойное разуму», а не кумовство и не знатность – вот, что являлось главенствующим для молодых людей по окончании Академии. Понадобилось почти полвека, прежде чем в Москве выпускник Славяно-греко-латинской академии Михайло Ломоносов[127] стал основателем Московского университета, отворив врата учености для всех отроков, «охочих в познании пользы науке».
О том, что в Киево-Могилянской коллегии и в Виленской иезуитской академии ученики и студенты принимали участие в спектаклях, в торжественных процессиях, отличавшихся необычайной зрелищностью, было сказано. Молодежь жадно тянулась к внешней привлекательности лицедейств, пробуя свои силы в сочинительстве пьес. Увы, о впечатлении, которое они производили на публику, и о содержании пьес мы можем судить лишь по разрозненным воспоминаниям и сохранившимся названиям. Драматурга Симеона Полоцкого можно причислить к счастливцам. Жизнелюб Алексей Михайлович, устраивая комедийные действа для Ната льи Кирилловны и любимых чад, совершил деяние, которое, невзирая на препоны, утвердилось в культурной жизни России. Театр как явление завоевал сердца и умы московской знати. Симеон Полоцкий явил свету свои театральные творения, имея перед собой уже опробованные на Западе и южной России образцы драматургических произведений на библейские сюжеты.
