Сильвандир - [26]

Мы уже говорили, что шевалье подружился с тремя молодыми людьми, уроженцами Шинона; особенно близко он сошелся с юношей по имени Анри де Нарсе. И вот, когда тот собрался ехать к себе домой, Роже без колебаний во всем ему открылся; он рассказал приятелю, что любит мадемуазель де Безри и любим ею, объяснил, что его определили в коллеж в Амбуазе по одной причине: родители не одобряют этой любви, ибо она не по душе родителям Констанс; под конец он сообщил, что его оставили на вакации в Амбуазе из страха, как бы он во время своего пребывания в Ангилеме, находясь поблизости от Безри, не совершил какого-нибудь отчаянного поступка.

Анри де Нарсе все отлично понял и объявил, что он и его сестра всегда к услугам товарища. Как выяснилось, сестра не раз говорила Анри, что мадемуазель де Безри — ее закадычная подруга, и это облегчало дело. И в самом деле, Констанс де Безри и Эрмини де Нарсе почти не расставались; Анри описал внешность Эрмини, и Роже тотчас узнал по этому словесному портрету девочку, с которой Констанс ходила под руку в тот день, когда он видел Констанс в монастырском саду и когда она, в свой черед, увидев шевалье, не могла сдержать возглас изумления и выдала его за крик, вызванный болью.

Роже вручил Анри записку (по возвращении в монастырь Эрмини должна была передать ее подруге); было условлено, что позднее Констанс вложит свой ответ в письмо, которое Эрмини напишет брату. Роже во всех подробностях сообщил девочке о своем плане, о том, что он убежит из коллежа, похитит ее из монастыря и священник в первом же селении, что встретится им на пути, обвенчает их; а когда они станут мужем и женой, то родителям, хоть они и против этого брака, придется дать новобрачным свое благословение. Помимо того, в послании шевалье было множество клятв в верности до гроба и в вечной любви.

Начались вакации, и друзья попрощались; Роже вручил Анри заботу о своих насущных интересах, Анри поклялся ему, что интересы эти в самых надежных руках. Прошел сентябрь, а шевалье не выказывал никаких признаков нетерпения. Только он один и остался на каникулах в Амбуазе, и он трудился так, что даже самому требовательному человеку не к чему было бы придраться; аббат Дюбюкуа терялся в догадках, но ничего не понимал.

В начале октября школяры начали возвращаться; Роже с наибольшим нетерпением ожидал приезда Анри, однако именно Анрито и приехал последним. Зато, пожимая руку приятелю, он сунул ему письмецо.

Это коротенькое послание состояло всего лишь из трех строчек; однако три эти строчки говорили больше, чем иные тома. Вот они:

«Я люблю Вас не меньше, чем Вы меня. Вы предлагаете мне свою жизнь, я вручаю Вам мою. Берите же и делайте с нею все, что хотите.

Констанс».

Должно быть, в библиотеке замка де Безри тоже имелся какой-нибудь превосходный, славный роман, предназначенный, подобно «Астрее», для воспитания ума и чувств юных девиц.

Все получилось как нельзя лучше благодаря изобретательности Анри. Письма, отправлявшиеся из монастыря, разумеется, подвергались предварительному просмотру, а потому незадолго до своего возвращения в Тур юноша прикинулся больным; за время его мнимой болезни пансионерки успели вернуться в монастырь августинок. Таким образом, Эрмини и Констанс свиделись; Анри перед отъездом нанес прощальный визит сестре, и она, обнимая брата перед расставанием, сунула ему в руку письмецо от Констанс.

Так что отныне Роже был спокоен: любое его действие встретит поддержку со стороны Констанс; за любовь ему платили не меньшей любовью, не говоря уже о той нежности и преданности, благодаря которым любовь женщины всегда будет сильнее любви мужчин.

Дни проходили за днями, и шевалье, строго следуя собственной системе бережливости, увеличил свой маленький капиталец за счет отцовских и материнских щедрот. Желая скрасить жизнь сына в изгнании, которое он, кстати сказать, сносил с героической покорностью, барон и баронесса дважды приезжали в Тур. И оба раза имя Констанс даже не упоминалось. Поэтому родители шевалье после второй поездки возвратились к себе в Ангилем в полной уверенности, что их сын стал как нельзя более благоразумным.

Месяцев через шесть или восемь Роже окончательно усыпил все подозрения; тем временем ему исполнилось шестнадцать лет, он успешно закончил класс риторики, и родители дали понять шевалье, что если он пообещает впредь не совершать сумасбродных поступков, то больше не вернется в Амбуаз. Роже пообещал все, чего от него хотели.

На самом же деле он долго, во всех подробностях обдумывал множество планов побега, и все они были один другого безрассуднее. Бежать из коллежа было бы нелегко любому пансионеру, но Роже было еще труднее, чем всякому иному, ибо за ним, в отличие от других воспитанников, надзирали не только почтенные отцы иезуиты, но еще и его наставник, аббат Дюбюкуа. Наконец юноша остановился на самом простом плане: он пришел ему в голову последним именно потому, что был очень прост.

Как и все остальные воспитанники, которым уже исполнилось шестнадцать лет и которые обучались в классах риторики или философии, шевалье жил в отдельной комнате, но для большей надежности вместе с ним спал и аббат Дюбюкуа; правда, почтенный воспитатель спал как убитый, и существовал даже некий громогласный звук, по коему можно было судить о крепости сна достойного мужа; короче, скажем прямо, аббат Дюбюкуа страдал небольшим недостатком: он храпел.