Сильвандир - [14]

И в самом деле, все было настолько ясно, что к концу обеда виконт, без сомнения, для того, чтобы отбить у Роже всякую охоту вновь появляться в замке де Безри, небрежным тоном сообщил, что его дочь в тот же вечер возвращается в монастырь. При этом известии Констанс испустила горестный возглас, а Роже, заметив, как сильно она побледнела, и думая, что бедняжке дурно, бросился было к ней, однако виконт мягко удержал его, присовокупив, что г-жа де Безри тут и если дочка будет нуждаться в помощи, то помощь ей окажет мать.

Констанс еще не достигла того возраста, когда падают в обморок. Бедная девочка была чересчур наивна для этого, а потому она только залилась слезами; при виде ее слез Роже пришлось собрать все силы, чтобы самому не расплакаться. Тем не менее столь неуместные слезы привели к последствиям, печальным для обоих детей: Констанс велели подняться к себе в комнату. Продолжая всхлипывать, она, слегка присев, попрощалась с Роже, а он в ответ поклонился ей с самым несчастным видом, после чего, поняв, что ему больше незачем оставаться в замке, он объявил виконту, что имеет честь откланяться. Можно было подумать, будто хозяин дома предвидел возможность столь поспешного отъезда гостя, ибо, выйдя на крыльцо, Роже увидел, что во дворе уже стоит запряженный в двуколку Кристоф. Юноша поклонился виконту, тот с самым дружеским видом пожал ему руку, в свой черед попросил передать наилучшие пожелания барону и баронессе и закончил сие учтивое прощание, пожелав шевалье доброго пути.

Читатель, разумеется, догадался, что, проезжая мимо башенки, Роже не преминул взглянуть на оконце. Благосклонной судьбе было угодно, чтобы как раз в эту минуту виконтесса, полагавшая, что молодой человек еще в гостиной, ненадолго вышла из комнаты дочери; Констанс, на мгновение освободившись от опеки, подбежала к окну и сразу же заметила шевалье. К его величайшему удивлению, лицо девочки сияло. Он уже хотел спросить у прелестного создания, чем объясняется столь неожиданная ее радость, но тут она показала ему карандаш и клочок бумаги. Юноша понял, что Констанс собирается что-то написать ему, и остановился. Действительно, через минуту листок бумаги и карандаш упали к его ногам.

На листке было всего несколько строк:

«Мама, которая очень любит меня, сейчас призналась, что лишь для того, чтобы Вы снова не пожаловали к нам в замок, в Вашем присутствии сказали, будто я уезжаю в монастырь нынче вечером. На самом деле я уеду только в следующее воскресенье.

Констанс».

Роже понял, что ему бросили карандаш, чтобы он мог послать ответ; он оторвал от листка полоску бумаги и в свой черед написал:

«Прогуливайтесь завтра утром в парке возле ледника; я перелезу через стену, и мы вместе подумаем, как нам вновь свидеться. Не знаю, будете ли Вы горевать так же, как я, но одно я знаю твердо: если меня разлучат с Вами, я умру.

Роже».

Он завернул в это послание камень, подобранный с земли, — читатель, конечно, согласится, что такое письмо было несколько преждевременно для влюбленного мальчугана, которому не исполнилось и пятнадцати лет, — потом с ловкостью школяра кинул камень в комнату Констанс. Она бросилась поднимать письмо и вскоре опять показалась в окне, приплясывая от радости и весело кивая головой в знак того, что она придет на свидание. Медлить больше было неосторожно, и потому Роже, чье сердце ширилось от счастья, прервал размышления Кристофа, снова огрев его хлыстом.

Через три часа юноша возвратился в Ангилем. Барон и баронесса переглянулись и обменялись улыбкой: они видели, что радость буквально переполняет сердце их сына и разливается вокруг, выражаясь в каждом его взгляде, слове и жесте. Никогда еще Роже не был так предупредителен и услужлив: он смахнул пыль со всех фарфоровых ваз, натер до блеска столовое серебро, почистил ружье барона и старательно пересказал аббату Дюбюкуа эпизод, повествующий о любви Энея и Дидоны.

День тянулся для Роже очень медленно; ему казалось, что, будучи в движении, он ускорит бег времени, и он ходил взад и вперед, поднимался наверх, спускался вниз; поглядывая поочередно на все стенные и каминные часы в замке, юноша торопил мать с ужином, как будто испытывал сильный голод. Однако, усевшись за стол, он не мог проглотить ни куска; спать ему совсем не хотелось, но он поспешно ушел в свою комнату, сказав, что просто валится с ног от усталости.

Читатель хорошо понимает, что Роже поднялся к себе вовсе не для того, чтобы лечь в постель: ему надо было поведать о своей любви луне, ветру, деревьям, звездам и облакам. Он растворил окно, и его безмолвный монолог начался.

Шевалье провел поистине счастливую ночь.

Едва забрезжил день, Роже спустился вниз. В замке еще никто не вставал; он сказал служанке, что хочет совершить прогулку верхом и поедет в Сент-Ипполит. Место это находилось в противоположной стороне от Безри. Бедный юноша полагал, что должен лгать даже слугам. Прибегнув к этой предосторожности, говорившей, во всяком случае, о том, что болтливостью он не страдает, Роже оседлал Кристофа и с места пустил его в галоп.

На сей раз злосчастный конь даже не пытался взбунтоваться; впрочем, шевалье для верности надел шпоры и прихватил хлыст. Кристоф, почувствовав шпоры и увидя хлыст, с присущей ему сообразительностью тут же уразумел, что, если он вздумает противиться, сила окажется не на его стороне.