Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в. - [18]

Сближение еврейской нации с христианским населением и её «коренное преобразование» стало главной целью и российских властей. По существу, не афишируемая, но вполне внятная правительственная программа-максимум состояла в крещении как можно большего числа иудеев и, в конечном счете, искоренении иудаизма как такового. Достаточно назвать насильственное крещение солдат-кантонистов, более трети которых вынуждены были стать христианами. Но Соломонов, всячески восхваляя «Бога Воинств» Николая I, приобщившего иудеев к службе в «поле ратном, которое было неизвестно нам целый ряд веков», ни к какому крещению не призывает, а лишь наводит мосты между двумя верованиями. Говорит о необходимости терпимости к иноверцам, о недопустимости употребления оскорбительного слова «гой».

Он утверждает, что «все догматы Евангелия основаны на точном разуме Моисеева Закона», подчёркивает монотеизм обеих религий. Ратуя за сближение евреев с русскими – «народом богобоязненным, кротким, сострадательным, над головой которого бдит сам Бог Саваоф», он снова обращается к прошлому: «В Риме евреи были почтены высоким званием римского гражданина, а в Испании до XV века они были врачами и советниками государей, занимали важные места, и самые гранды им кланялись, чего без существования между нами и господствующим народом веротерпимости и доброго согласия, конечно, последовать не могло».

Соломонов недоумевает, что же нынче мешает сближению двух народов, и преград не находит. «Христианская вера? – вопрошает он, и сам же отвечает: – Она есть не новая, а старая… – Антихрист? Пришествие его не отвергает и Синагога в той мысли, что он пребудет первым и последним. – Священные книги вообще? Они священны и для христиан. – Обряды? Они установлены церковью, как наши Синагогою. – Характер? Он украшен всеми качествами добродетелей. – Талмуд? Не только он своими последующими законоучителями, богословами и философами, но и сам Бог не даёт нам пред другими народами никакого права на преимущество». Забавно, что Христова вера характеризуется здесь как «старая». Если вспомнить, что христианство рассматривает себя как новый и единственный Израиль и как новый завет Бога со всем человечеством, такая аттестация могла показаться если не кощунственной, то, по крайней мере, обидной для христиан.

Говорит наш автор и о традиционной еврейской одежде. Возжелав и внешне преобразить своих соплеменников на манер общеевропейский и русский, он пытается доказать, что их платье вкупе с пейсами и ермолками – это якобы «древняя польская мода», которую они лишь по какому-то досадному недомыслию считают своей. При этом Абрам вновь апеллирует к Талмуду, где, по его словам, евреям не предписывается «никакой одежды, кроме бурнуса». «Поляки же, – развивает он далее свою мысль, – сами беспрерывно меняя покрой платьев, никогда не позволяли жидам подражать себе в модах и принуждали их для оскорбительного отличия отверженного племени оставаться при первом костюме и переименовали его в жидовский». Отсюда следовал вывод, что переодевание евреев по общероссийскому образцу только возвысит их национальное и человеческое достоинство.

Но главное внимание Соломонов уделяет просвещению своих единоверцев, при этом приводит ссылки на правительственные постановления, поощрявшие евреев к получению светского образования (1804 и 1835 гг.). Он обильно цитирует Талмуд: «Незаконнорожденный, но просвещённый предпочитается первосвященнику-невежде» и др. и резюмирует: «Вот решительное заключение Талмуда, которое отдаёт просвещению право и преимущество самые высокие».

Вообще, книгу Соломонова отличает явный талмудоцентризм. Он говорит о Талмуде с благоговением, как о «великом творении», «самом блистательном у евреев учении», «священной книге». Важно и то, что получать общее образование он призывает только тех иудеев, «которые окажутся не способными к изучению Талмуда» (!), подчёркивая тем самым примат иудейских духовных ценностей. «Вера наша по её началам чиста», – настаивает сочинитель. Стоит отметить, что в своём неизменном пиетете перед Талмудом Соломонов выделяется среди русских маскилов и в этом принципиальном пункте сближается с иудеями-традиционалистами.

При этом свою позицию он отстаивает весьма прямолинейно, горячо и боевито. Твердит о вздорности досужих толков о том, что Талмуд якобы «не допускает нас сближаться с другими народами, и если не повелевает, то не запрещает нам обманывать людей не своей веры», после чего следует едкая ремарка: «Так думают умы поверхностные, которые хотят прослыть глубокомысленными». Смелость этого заявления станет понятной, если принять во внимание, что «умы поверхностные» обретались в Министерстве народного просвещения. Это они считали Талмуд книгой этически вредной и антиобщественной. Главными противниками просвещения евреев министр Сергей Уваров называл именно талмудистов и призывал к тому, чтобы преподавание в училищах было «вовсе удалено от духа талмудистов». Его вдохновлял и немецкий опыт реформы еврейского образования, и, прежде всего, тот факт, что в школах, основанных на принципах Гаскалы в Берлине, Десау, Франкфурте-на-Майне, главное внимание уделялось новым языкам и общеобразовательным предметам, иврит же и Библия изучались в самом ограниченном объёме, а пресловутый Талмуд был начисто исключён из учебной программы. Потому в циркулярах Министерства прямо декларировалось: «Цель образования евреев состоит в постепенном сближении с христианским народонаселением и в искоренении суеверия и вредных предрассудков, внушаемых учением Талмуда».