Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в. - [15]

Еврейское Преображенское кладбище в Петербурге.

В книге «Хазон ла моэд» («Ещё не время», 1876), составленной в форме писем и мемуаров, он представил правдивую картину быта русского еврейства 30-50-х годов XIX века. Сторонник религиозной реформы иудеев, он предлагал здесь радикальные меры, с помощью которых «властной рукой» можно повести «глухих и слепых по пути жизни». В повести «Париз» («Париж», 1878), написанной по свежим впечатлениям его поездки в сей город, он сосредоточивается на правовом положении евреев во Франции. Его перу принадлежит и собрание притч и афоризмов «Мишлей Биньямин» («Притчи Биньямина», 1884-1885). Он так же, как и его брат, выступал ревностным сторонником приобщения евреев к русской и европейской культуре.

Израильское издание сборника стихов Осипа Мандельштама

А что же потомок братьев Мандельштамов, поэт Осип Эмильевич Мандельштам? Думается, что генетическая память о предках-литераторах материализовалась у него в виде книжного шкафа, составившего одно из самых сильных впечатлений детства: «Нижнюю полку помню я всегда хаотической: книги не стояли корешки к корешку, а лежали, как руины: рыжие Пятикнижия с оборванными переплётами, русская история евреев, написанная неуклюжим и робким языком говорящего по-русски талмудиста. Это был перевёрнутый в пыль хаос иудейский…»

Но разве не символично, что гениальный российский поэт, работавший на русскую читательскую аудиторию, Осип Мандельштам чтим и читаем в современном Израиле?! В 2007 году в Иерусалиме в издательстве «Филобиблон» (издатель Леонид Юниверг) вышел его сборник «Времена года в жизни и поэзии», где в приложении 20 стихотворений даны в переводе на четыре языка, включая иврит (автор ивритских переводов – Петр Криксунов). Так «хаос иудейский» обретает вдруг свой смысл и значение, подтверждая известную истину: История возвращается на круги своя.

Несвоевременные мысли. Абрам Соломонов

Истый просветитель, он призывал к самой широкой ассимиляции, чуждой огромному большинству иудеев империи. Но во главу угла всякого образования ставил Талмуд, совершенно неприемлемый для российских властей. В этом кажущемся противоречии сокрыт целостный взгляд на судьбы русского еврейства, что позволяет видеть в позиции автора своеобычный историко-культурный феномен.

Этот литератор был автором приметной книги: «Мысли израильтянина: В двух частях / Сочинение Еврея Абрама Соломонова» (Вильно; В типографии М. Зимелевича, 1846). Издание это увидело свет в ту годину, когда «еврей в гимназии или университете был такою же редкостью, как белый слон; когда еврей, учившийся и умевший говорить и понимать по-русски, считался между евреями чуть ли не вероотступником и погибшей овцой дома Израилева». Верховная власть России всемерно озаботилась тогда образованием иудеев, дабы интегрировать их в российское общество, и книга Соломонова тем более ценна, поскольку стала предвестником культурных реформ. То было первое просветительское сочинение на русском языке, обращённое евреем к своим единоверцам.

Если говорить об идейных вдохновителях Соломонова, то таковым был, несомненно, Исаак-Бер Левинзон (1788-1860), прозванный «Мендельсоном русских евреев», с его прославленной книгой «Теуда бе-Исраэль» («Миссия в Израиле») (Вильно, 1828; переиздана в 1855, 1878 и 1901). За это своё «сочинение на еврейском языке, имеющее предметом нравственное преобразование еврейского народа» Левинзону по высочайшему повелению было пожаловано 1000 рублей. В книге от имени «ищущих правды и света» сочинитель доказывал необходимость постигать иностранные наречия и светские науки. «Изучайте ремёсла, – взывал он к соплеменникам, – обогащайтесь знаниями, обрабатывайте землю, подобно предкам вашим, ибо только она даёт счастье и благоденствие человеку!» Даже завзятые ортодоксы не могли отрицать силу аргументов Левинзона, и Соломонов, понятно, находился под обаянием и влиянием этого замечательного еврейского просветителя.

В то же время сама автохарактеристика «израильтянин» свидетельствует о том, что наш автор, как ранее и Лев Невахович, сознательно декларировал тождественность современных иудеев их ветхозаветным пращурам. Как отмечают лексикографы, по крайней мере до конца XVIII века этноним «израильтянин» знаменовал собой лишь понятие «древний еврей». Известно, что и А. С. Пушкин употреблял это слово в его библейском значении. И хотя единичное употребление этого слова в значении «еврей» мы находим в русской критике первой половины XIX века (литератор Александр Измайлов, к примеру, иронически назвал «израильтянином» того же Неваховича), очевидно стремление Соломонова обозначить преемственность в истории своего народа.

Жизнь и судьба Абрама Соломонова замечательны. Он родился 18 ноября 1778 года в Минске, ставшем после 2-го раздела Речи Посполитой губернским городом Российской империи с весьма значительным еврейским населением (четвёртая по численности община черты оседлости). То был центр раввинистической культуры (миснагдим); здесь было несколько синагог, одна из коих, Холодная, была основана ещё в XVI веке; действовали две иешивы и две еврейские типографии. Отец нашего героя, «священнослужитель, казначей и чтец синагоги», судя по всему, был человеком широко мыслящим и просвещённым. Он не только наставлял сына «в правилах Талмуда Вавилонского», но и поощрял в нём стремление к общему образованию, «страсть к словесности» и к изучению иностранных наречий. Наряду с глубокими познаниями Еврейского Закона и языка пращуров, Абрам овладел русским, польским и немецким языками, что по тем временам было диковиной для иудеев. Интересно, что на закате дней отец Соломонова станет израильтянином в современном значении слова: он, как пишет автор, «в 1823 году отправился в св. град Иерусалим, где увенчал глубокую старость свою тёплыми молитвами».