Сила воли. Как развить и укрепить - [54]

Экономисты называют это обесцениванием при задержке — чем дольше приходится ждать награды, тем меньше она ценится. Даже мелкие проволочки могут резко снизить воспринимаемую ценность. При отсрочке всего в пару минут шесть M&M's привлекали гораздо меньше, чем две доступные конфетки. По мере удаленности во времени ценность драже падала.

Обесценивание при задержке объясняет не только то, почему некоторые студенты брали два лакомства вместо шести, но и почему мы предпочитаем сиюминутное удовольствие будущему счастью. Именно из-за этой иллюзии мы забываем платить налоги: мы выбираем беззаботность сегодня, расплачиваясь паникой или штрафами в конце апреля. Из-за нее мы используем природное топливо, не задумываясь о грядущем энергетическом кризисе, и наращиваем кредиты, не вспоминая о сокрушительных процентах. Мы берем, что пожелаем и когда пожелаем (сейчас), и откладываем на завтра то, с чем не хотим иметь дела сегодня.

Под микроскопом: как вы обесцениваете будущие награды?

Подумайте, какие будущие блага вы выставляете на продажу всякий раз, когда поддаетесь соблазну или медлите? Каков доход? Какова отсроченная цена? Выгодная ли это сделка? Если разум подсказывает вам: «Нет, сделка дрянная!» — попробуйте подловить момент, когда вы меняете взгляды. О чем вы думаете, что чувствуете — из-за чего вы выставляете будущее на продажу?

Ослепленные наградой

Как мы уже говорили, в состязании на самоконтроль люди соглашались, что шесть лакомств лучше двух. Но потом экспериментатор клал перед ними на стол два угощения и говорил: «Хотите съесть сейчас или подождете?» — и 80 процентов студентов Гарварда и Макса Планка предпочитали передумать. У них не было проблем с арифметикой — их ослепило обещание награды. В поведенческой экономике это называется мы рациональны, пока не приходится действовать. Мы чудесно рассуждаем обо всем в теории, но, когда сталкиваемся с соблазном, мозг переходит в режим поиска награды и добивается, чтобы мы ее не упустили.

Выдающийся поведенческий экономист Джордж Эйнсли утверждает, что этот парадокс лежит в основе большинства неудач самоконтроля: именно так люди спиваются, подсаживаются на наркотики, набирают вес и влезают в долги. Большинство людей в глубине души желают устоять перед искушением. Мы хотим выбрать то, что приведет нас к будущему счастью. Не выпивку, а трезвость. Не пережаренный пончик, а подтянутую задницу. Не навороченную новую игрушку, а экономическую стабильность. Мы выбираем краткосрочное, безотлагательное удовольствие, только когда оно оказывается у нас под носом — и мы обалдеваем от желания. Это приводит к ограниченному самоконтролю: мы владеем собой до тех пор, пока нам это не потребуется.

Мы так падки до сиюминутных наслаждений, потому что наша система подкрепления не умеет реагировать на будущие блага. Изначальной ее целью была еда, поэтому мы, люди, до сих пор живо откликаемся на запах и вид вкусненького. Когда дофамин только проторял свои пути в человеческом мозге, далекая награда, если до нее надо было идти 100 километров или ждать ее два месяца, не имела никакого отношения к ежедневному выживанию. Нам требовался механизм, при котором мы хватали награды, когда они оказывались под рукой. В крайнем случае нас следовало заинтересовать близкой наградой, например плодом, ради которого достаточно вскарабкаться на дерево или пересечь реку. А как же блага, для которых надо работать 5,10,12 лет? В те дремучие времена еще не существовало научных степеней, олимпийских медалей и пенсионных счетов, а потому такая задержка удовольствий была буквально немыслима. Приберечь на завтра еще можно. Но на 10 000 завтра — уже не тянет.

Когда мы, современные люди, выбираем между сиюминутными и будущими благами, мозг обрабатывает эти две возможности совершенно по-разному. Близкое наслаждение запускает старую, более примитивную систему подкрепления с ее дофаминовыми страстями. Грядущие радости не слишком ее занимают. Их ценность более понятна относительно недавно возникшей префронтальной коры. Чтобы отсрочить удовольствие, она должна охладить наш пыл, вызванный обещанием награды. Это выполнимая задача — в конце концов, для нее-то и предназначена префронтальная кора. Но она вынуждена бороться с чувством, которое заставляет крыс бегать по раскаленному от электрических разрядов полу, а людей — спускать все сбережения в игровых автоматах. Иными словами, это непросто.

Есть и хорошая новость: у соблазна довольно узкое окно возможностей. Чтобы крепко оболванить префронтальную кору, награда должна быть доступна сейчас и — для максимального эффекта — ее надо видеть. Как только между вами и искушением возникает малейшая преграда, чаша весов вновь склоняется в сторону системы самоконтроля. Взять, к примеру, студентов Гарварда и Макса Планка, чей самоконтроль рухнул от вида двух M&M's. В другом варианте опыта, предлагая студентам выбор, экспериментаторы не выкладывали конфетки на стол, и ребята гораздо чаще выбирали большую, но отсроченную награду. Оттого что лакомства не было видно, оно становилось более абстрактным и менее привлекательным для системы подкрепления. Молодые люди принимали разумные решения, опираясь на подсчеты, а не на первобытные порывы.