Сила присутствия. Том 1 - [76]

Бхагаван часто пытался избежать лечения, но ему редко это удавалось, так как преданным казалось, что они плохо выполняют свою работу, если позволяют ему болеть. Однажды в 1940-гг. Бхагаван упал и получил небольшой ушиб. Многие хотели вызвать доктора, но Бхагаван сначала не позволял делать это. И тут одна женщина в холле заплакала.

«Почему ты плачешь?» – спросил он.

«Потому что вы не разрешаете нам позвать врача», – ответила она. Бхагаван вздохнул и сдался. «Хорошо, – сказал он, – зовите врача, если хотите. У меня нет свободы».

Поскольку Бхагаван много лет страдал от ревматических болей в коленях, его помощники натирали их маслом, которое приносили различные преданные. Прежде чем встать, Бхагаван сам массировал колени. Если кто-то возражал против того, чтобы он делал сам эту маленькую работу, он отвечал: «Дайте мне тоже помассировать эти колени и тем самыми приобрести пунью [духовную заслугу]. Почему вся пунья должна доставаться вам?»

Потом он вставал и, опираясь на тросточку, медленно шел к двери. Каждый шаг причинял ему боль. Присутствовавшие внутренне содрогались, видя, как ему больно, но Бхагаван отказывался принимать помощь даже от своих помощников, предлагавших ему опираться на них. Даже после того как он упал, он по-прежнему отказывался от помощи.

В последние дни жизни он страдал от саркомы и перенес несколько операций. Его тело стало таким слабым, что ему стоило огромных усилий даже приподняться на диване. Люди, сидевшие вокруг и видевшие, насколько ему больно, ощущали эту боль в своем теле.

Возможно, была причина, по которой Бхагаван не хотел своего излечения. Невыразимое блаженство реализованного существа, которое переживал Бхагаван в своем высоком состоянии, несомненно, было благотворным для мира. Но, возможно, и мучительную боль тела он терпел на благо этого мира. Если это правда, то это может служить объяснением для нежелания Бхагавана излечиться.

Если принять точку зрения, что все, совершаемое Бхагаваном, было на благо его преданных, эта интерпретация может оказаться не такой уж надуманной, как может показаться на первый взгляд. Бхагаван постоянно излучал любовь во всей ее полноте. Все его действия и утверждения, даже вспышки гнева, были проявлениями любви, которую он к нам питал. Все его действия направлялись Я. Это означает, что они проистекали из какого-то глубинного центра, к которому никто из нас не имеет доступа. Зная это, мы не должны поддаваться искушению судить его или интерпретировать его действия.

Чалам и Сури часто посещали Шри Раманашрам во второй половине 1930-х гг. Сури описывает один из самых значимых своих визитов

Я снова приехала к Бхагавану с отцом и Шри Дикшитулу. Я входила в глубокий транс все четыре дня, что была в ашраме. Однажды днем я вошла в самадхи, но в тот момент я не знала, что это за состояние. Я узнала об этом позже, когда снова переживала нечто подобное.

Хотя я часто впадала в экстаз в присутствии Бхагавана, я все же не могла избежать трудностей, которые создавали люди в ашраме. Их традиции, способы почитания и сентиментальность постоянно раздражали меня. Кажется, я обижала их, так как мои привычки были для них необычными. Поскольку я была очень застенчивой, в новом месте я всегда ходила с отцом. Я даже сидела с ним среди мужчин во время обеда[150].

Каждый вечер в холле раздавали прасад. Однажды вечером, когда я сидела в трансе, человек, раздававший прасад, подошел ко мне и громко сказал: «Возьми». Я тут же протянула руку но услышала в ответ ругань. Я вздрогнула и открыла глаза. Он делал жесты и показывал на мою руку. Поскольку это была левая рука, я решила, что он отчитывает меня за то, что я протянула ее для прасада. Но это было вполне естественно для меня, поскольку я левша от рождения.

Так как мне не понравилось, что помощники на меня кричат, когда раздавали прасад, я стала садиться снаружи холла под деревом.

«Почему они сердятся на меня по пустякам? – думала я. – Почему они так поступают со мной, если я не делаю им ничего плохого?» Такие мысли огорчали меня, но вскоре я поняла, что все это делает Бхагаван, чтобы искоренить мое эго.

Я не видела смысла во всех этих ритуалах. Когда священнослужители подносили арати после пуджи, Бхагаван протягивал руки к пламени, а затем наносил вибхути и кумкум себе на лоб. Мне было непонятно, почему Бхагаван ведет себя как ортодоксальный брахман. Я думала, что, раз он всегда был в сахаджа-самадхи и был джняни, считавшим мир глупой игрой, он не должен так поступать. Было много других случаев, когда я видела, что он поступает, казалось бы, вопреки собственному учению. Это сбивало меня с толку – мне казалось, что я не способна понять его. Мое замешательство было таким сильным, что мне казалось, что теперь я буду любить его меньше. Но со временем мои установки начали меняться.

«Кто мы такие в сравнении с ним? – думала я. – Какими знаниями мы обладаем, чтобы понимать его? Так что же с того, что он сказал одно, а потом сделал другое? Если Бхагаван так искренне принимает арати, как я могу быть против?» Все эти мысли о Бхагаване и арати мешали моей медитации.