Сила любви - [4]

— Об этом болтают на каждом шагу, мама! А еще говорят, что та монограмма, которая украшала его костюм во время коронации, была вовсе не «К», что означало бы имя королевы Катарины, а «Д», то есть Диана. Да и серп луны тоже ведь знак богини охоты, то есть Дианы.

— Диана де Пуатье — главная дама при дворе, — строго поправила Эме де Параду высказывание дочери. — И нечего молокососам, вроде тебя, распускать язык но ее поводу, да еще и позволять себе непочтительные замечания насчет Его Величества. Получается, будто я новее и не думала о твоем воспитании. Ты, что же, собираешься заниматься столь глупой болтовней при дворе, когда будешь там представлена?

Флёр покраснела, но не от стыда, а лишь потому, что ей стоило немалых усилий удержаться от ответа. Ее мать, как и многие другие французы, тайно презирала сравнительно молодую королеву. Катарина Медичи, которая после долгих ожиданий наконец-то одарила короля детьми, была для большинства французов не более чем нежеланной иностранкой, уроженкой Италии, отодвинутой на задворки блеском официально признанной фаворитки короля. Многие подданные Франции предпочли бы вообще забыть о существовании королевы.

Флёр же, по каким-то необъяснимым причинам, чувствовала симпатию к королеве, хотя и не знала ее лично. Возможно, все дело было в том родстве, которое связывало семью Параду с Медичи благодаря браку покойной Изабель с царившим в торговле того времени Фабио Торнабуони. А кроме того, отец Флёр всегда говорил о молодой королеве с большим уважением. Именно эти обстоятельства вызвали ее резкий ответ матери:

— Значит, по вашему мнению, мне будет полезнее кланяться даме, которая обижает нашу королеву и по существу является всего лишь высокородной шлюхой, доставляющей удовольствия королю?

— Хватит, Флёр!

Возглас сеньора де Параду, в котором сквозила присущая главе семьи сдержанность, упредил возмущенный окрик, готовый сорваться с губ его супруги. И Флёр, и Эме поклонились, выражая почтительность отцу и мужу.

В свои 66 лет Рене де Параду производил большое впечатление на окружающих. В противоположность жене и дочери, он предпочитал простую одежду, но сшитую из благородного материала и очень элегантную. Только одна узкая золотая цепочка с молочного цвета опалом мерцала между темно-синими складками его куртки.

Он был чуть выше среднего роста, держался прямо, почти незаметно опираясь на серебристую трость с набалдашником из слоновой кости. Белые, как лунь, волосы и брови выдавали его возраст, хотя проницательный взгляд светло-голубых глаз нисколько не утратил огня и уверенности прошлых лет.

Теперь этот задумчивый взгляд был обращен на румяные щеки дочери, которая полагала, что возглас отца осуждает не содержание ее высказывания, а лишь ту непочтительность, которую она допустила в разговоре с матерью. У Флёр оставалась только одна возможность исправить положение.

— Простите, мама, — пробормотала она, глядя на Эме. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не опозорить вас своим поведением.

Это дипломатически преподнесенное извинение смягчило мадам, а Жанна облегченно вздохнула.

Рене де Параду сдержал ухмылку и решил на этом прекратить все дебаты. Тема о тщеславной королевской фаворитке была поистине слишком деликатной, чтобы обсуждать ее в присутствии невинной дочери и любопытных слуг.

— Пора нам занять отведенные места на трибуне, — напомнил глава семьи своим дамам. — Первые герольды уже возвестили о появлении короля перед городскими воротами. Вы что же, хотите пропустить момент въезда процессии в город?

— Быстренько, Жанна, давай сюда сетку для волос!

Флёр постаралась упрятать неуемную лавину своих локонов под золотистую сетку, в которой каждый узелок был украшен мерцающей матовым светом жемчужиной. Под взглядом отца, свидетельствовавшим о том, что вся эта сцена его позабавила, она заправила в сетку свои локоны и наконец схватила белоснежную, окаймленную кружевом косынку, которая являлась криком моды, как и маленькое, украшенное драгоценными камнями зеркальце, прикрепленное к золотистому поясу платья. В вихре закружившихся вокруг ее ног юбок Флёр присела перед отцом в реверансе и одарила его неотразимой улыбкой из-под опущенных ресниц.

— Я готова, отец!

— Молодец, — кивнул тот и предложил руку супруге, чтобы она могла на нее опереться. — Мне даже в голову не приходит, чем еще можно было бы украсить такую внешность.

Щеки Флёр снова вспыхнули, она очень хорошо поняла не высказанное прямо замечание отца. Да, внешность, может быть, и безупречна, но вот манеры меньше заслуживают такого определения. Однако зачем портить себе настроение в такой день из-за родительских порицаний? Флёр подобрала несгибающиеся юбки и сделала несколько предписываемых модой изящных шагов.

Господин Телье, член магистрата города Лиона, стоявший в окружении своей супруги, зятя и дочери, уже нетерпеливо поджидал семью Параду. Флёр, последней вышедшая на улицу, которая вела к большой площади перед ратушей, поняла причину его волнения. Слугам едва удавалось прокладывать им путь через плотную толпу людей, и, если бы не столь известное в городе лицо, каким был господин Телье, перед которым толпа расступалась, Флёр и ее родители едва ли смогли бы попасть на почетную трибуну.