Сила и невинность: в поисках истоков насилия - [40]
То, что мы узнаем из психотерапии, приложимо к растущему ребенку: если авторитет, будь то терапевт или родитель, пресекает активность прежде, нежели ребенок укрепит свой плацдарм способности и силы, ребенку будет трудно укрепить его позднее, и он, возможно, научится это делать с некоторой примесью враждебной агрессии. В результате он будет склонен в спорных случаях действовать с некоторой агрессией и протестом, компенсирующими осуждение со стороны авторитета.
Исходно ребенок демонстрирует свою силу и агрессивность только в сочетании с ее противоположностью, т. е. с его потребностью в том, чтобы быть зависимым объектом заботы. Начало процесса взросления можно отсчитывать от разрыва биологической связи с матерью (когда ребенок выходит на свет из утробы, где все давалось ему автоматически). После перерезания пуповины он вынужден учиться строить отношения на психологической основе. Всякое усилие, на которое он отваживается, является приложением его индивидуальной силы и способности, а затем он снова льнет к своей матери[58]. Процесс кормления связан с его потребностью в заботе и любви окружающих, а агрессивная сторона — в его потребности утвердить себя, протестовать, если необходимо. Сперва идет "да", затем — "нет". Если его агрессивность блокируется, как это часто бывает с детьми из среднего класса, живущими в обеспеченных пригородах, он будет склонен всегда оставаться зависимым. Или, если его потребность в любви и заботе не находит ответа, он может стать разрушительно-агрессивным и потратить свою жизнь на то, чтобы взять у мира реванш — как это иногда бывает с детьми, выросшими в трущобах. Или же, если у него нет никаких ограничений, ничего, что, препятствуя ему, требовало бы приложения силы, никакой противостоящей ему твердости родителей, он может обратить агрессию против самого себя в самобичевании или бессмысленной злобе на кого-то, кому случится оказаться рядом.
Подвижность ребенка может рассматриваться как способ увеличения расстояния, на которое он может отойти от своей матери. Это практика независимости от нее, практика, возрастающая в течение всей его жизни независимо от того, где находится его настоящая мать и от того, жива она или умерла.
Неудачное воспитание может привести и приводит силы индивида к разрушительным итогам. Женщина-пациент страдала периодическими приступами неконтролируемой злобы к своим мужу и детям, во время которых она могла исторгать бесконечные ругательства и в ярости колотить мужа кулаками. Оказалось, что она была дочерью проститутки, и еще совсем маленькой мать часто использовала ее как "повод для разговора", чтобы завязать контакт с разными мужчинами и кафе. Затем мать вела мужчину в свою комнату, в то время как дочь сидела за столом одна в течение часа или около того. В школьные годы она жила у бабушки с дедушкой и жители деревни совершенно отвергали ее. Она вспоминала, что ходила к домам женщин, сплетничавших о ней, и гадила у них на ступеньках, чтобы отомстить. Когда другие дети собирались в компании, ее не приглашали, она подходила к краю группы и просила немного мороженого и торта. Она развила чувство заботы, кормя кроликов и других животных у себя дома, но это было привязанностью одиночки, и она так и не смогла преодолеть нервозность в ситуации контакта со своими ровесниками. Совершенно понятно, что такое воспитание должно было привести к разрушительной ярости и агрессии в имевших место позднее человеческих ситуациях.
Нормальное развитие ребенка требует любви и заботы родителей наряду с его собственной возможностью изо дня в день исследовать и повышать свое чувство компетентности. Сторр говорит: ""Дай мне сделать это", эту просьбу маленькие дети повторяют вновь и вновь, и мудрые матери вдохновляют своих детей делать столько, сколько они могут, как бы ни было утомительно терпеливо ждать, пока ребенок в течение нескольких минут завязывает узел, который взрослый в состоянии завязать за считанные секунды"[59]. Сторр не считает, что чтение сказок братьев Гримм и игра в полицейских и воров и в войну наносят вред детям. Ребенку нетрудно отличить фантазию от реальности, и ему надо проработать свои агрессивные склонности в мире фантазии, если они неприемлемы в реальности. Вновь цитируя Винникотта ("Если общество и находится в опасности, то не из-за человеческой агрессивности, а из-за подавления личной агрессивности в индивидах"), Сторр далее утверждает, что родители, которые беспокоятся о том, чтобы их дети не превратились в разжигателей войны, запрещая военные и подобные им игры, добиваются тем самым прямо противоположного: "[они]…скорее всего получат именно тот тип личности, возникновение которого пытаются предотвратить"[60]. Ибо ребенку нужен весь доступный ему потенциал агрессивности, чтобы защитить и укрепить свою растущую индивидуальность.
Фрагменты психоанализа этого молодого человека позволят увидеть, что происходит, когда сила индивида не может быть принята им сознательно п открыто. Сила при этом не исчезает, но прорывается множеством других способов. Этими путями могут быть закамуфлированная сила пли псевдосила.
