Сила и невинность: в поисках истоков насилия - [2]

Пятая глава является одной из центральных в книге, в ней получает содержательное наполнение понятие силы во всей его противоречивости и многоликости. В частности, Мэй рассматривает влияние как один из видов силы и развенчивает очередной миф — о принципиальной оппозиционности интеллектуалов любой власти. Отношения па самом деле оказываются скорее конкурентными: интеллигенция борется не столько против влияния политических лидеров на широкие массы, сколько за то, чтобы самой осуществлять это влияние. В этой же главе Мэй строит свою иерархическую классификацию видов силы, точнее, проявлений силы. В нее входят хорошо известные вещи: эксплуатация, манипуляция, соперничество, забота — Мэй только впервые помещает их в один общий контекст — и «интегративная сила», образующаяся из единения усилий с другими людьми. Противопоставление силы и любви тоже оказывается ложным: любовь и сила переплетаются и скорее сопутствуют, чем противоречат друг другу.

В шестой главе, озаглавленной «Сила быть», Мэй развивает идеи, во многом продолжающие пафос знаменитой книги его учителя Пауля Тиллиха «Мужество быть». Он анализирует присущие жизни процессы самоутверждения, и показывает, что переход от бессилия к агрессии часто проскакивает эту стадию. В ней Мэй также обращает внимание на конструктивную роль сознания в отстаивании себя.

Седьмая глава — также одна из центральных — посвящена агрессии. Мэй переосмысливает расхожее понятие агрессии, распространяя его не только на акты насилия, но и на многие акты творчества, связанные с разрушением старых форм. В целом он утверждает, что агрессия обладает позитивной стороной, которая обычно недооценивается, она неотделима не только от творчества, но и от любви. Поэтому он считает необходимым различать деструктивную и конструктивную агрессию. Тема насилия развивается в еле дующих главах. Восьмая глава посвящена соблазнам насилия, тому, что делает его психологически привлекательным. Девятая глава посвящена психологическим механизмам и классификации видов насилия как деструктивного, так и конструктивного.

Десятая глава посвящена феномену, который в современной литературе получил название виктимности — вкладу, который вносит жертва в насилие над ней. И, пожалуй, кульминацией всей книги выступает, с моей точки зрения, экзистенциальная трактовка Мэем в конце десятой главы мифа об Эдипе. Проблема силы и невинности перерастает здесь в одну из стержневых проблем человеческой цивилизации — проблему добра и зла. С точки зрения Мэя, Эдип — «это человек, который осмелился осознать тот факт, что человек (по крайней мере в воображении, то есть там, где смысл действия принимается в расчет) спит со своей матерью и убивает своего отца, это человек, который видит себя в истинном свете, который понимает, что внутри него есть и добро, и зло, и осознает Сфинкса внутри себя… Единственный способ победить Сфинкса состоит в том, чтобы вернуть его на его истинное место внутри нашей души и там посмотреть ему в лицо — что значит столкнуться с виной и ответственностью. Выбор ясен: мы должны приносить человеческие жертвы Сфинксу, живущему за городскими воротами, или же мы должны принять вину и ответственность как наши внутренние реалии. Тот, кто не может принять свою вину и ответственность, будет вынужден проецировать свою вину на Сфинкса за пределами города».

И становится понятно, что истинной проблемой является не сила и невинность, а бессилие, оборачивающееся насилием, и невыносимая вина, требующая для своего оправдания Сфинкса за городскими воротами. В этом коренятся и разнообразнейшие (часто весьма творческие) усилия по созданию «образа врага», и всевозможные проявления ксенофобии, и возложения па другие группы (классы, страны, нации и др.) ответственности за все плохое… У нас недостает силы принять на себя ответственность и утверждать себя, осознавая истоки и хорошего, и плохого внутри себя. В этом и главный фокус жарких дискуссий 1980-х годов между Мэем и Карлом Роджерсом, который считал, что природа человека добра, а все плохое приходит извне. Мэй возражал: общество создано человеком, и если зло приходит оттуда, то как оно там возникло, если в природе человека его нет? Если мы считаем человека действительно свободным, говорил он, то никто не может гарантировать, что при свободном выборе он выберет добро, а не зло; если же человек обязан выбирать добро, то он не свободен. Сфинкс — в нас, и нет иного пути к добру, чем осознание и преодоление зла в самих себе.

Одиннадцатую главу Мэй посвящает бунтарю — его взаимоотношениям с обществом, его необходимости для эволюции общества, его силе и его слабости. И, наконец, завершает свою книгу он наброском новой этики, к которой мы должны прийти, осознав роль силы в нашей жизни и место Сфинкса в нас. «Жизнь есть единство добра и зла; не существует такой вещи, как чистое добро; и если бы зло было невозможно, не было бы и добра. Жизнь состоит в достижении добра не в стороне от зла, а вопреки ему».

Д.А.Леонтьев, доктор психологических наук

ПРЕДИСЛОВИЕ

Посвящается Ингрид

В молодости я чрезвычайно высоко ценил невинность. Сила не привлекала меня, ни в теории, ни на практике, и я питал отвращение к любому насилию. В возрасте тридцати с небольшим лет меня подкосил туберкулез, против которого в то время не было лекарств. Полтора года я не знал, что мне суждено: жить или умереть. Я как мог следовал указаниям врачей, что, как мне тогда казалось, означало полностью принять предписанный мне полный покой и предоставить дело лечения другим. Я мог только лежать в постели, следя за бликами света па потолке, и ждать очередного ежемесячного рентгеновского обследования, которое покажет, увеличились или уменьшились полости в моих легких.