Сила басурманская - [107]

Гадать было бессмысленно. Он раздвинул дрожащими пальцами черные губы персиянца, накапал в рот воды.

Тело купца дернулось, будто по нему пропустили разряд тока. Торгаши-Керим жадно вдохнул и – ожил.

– Фурычит! – Ликующий Старшой слизнул капельку с горлышка пузырька и почувствовал стремительное выздоровление. – Отличненько, и головка не бо-бо, и персиянец очухался, и еще полтора пузырька осталось.

– Где я? – жалобно простонал купец.

– На свободе с чистой совестью.

Парень помог Торгаши-Кериму встать.

– У, шайтанское село! – Персиянец погрозил пухлым кулаком Большому Оптовищу. – Но я же… Яд…

– Я же про живую воду не сочинял, – укоризненно произнес Иван.

Над деревней-ярмаркой начинались утренние сумерки. Зачирикали птички, где-то в Оптовище горланили петухи.

Воронежец извлек из кармана добровольно пожертвованные деньги. Неизвестный спонсор оказался щедрым – десять золотых на дороге не валяются.

– А как же мой караван? – пролепетал купец, осматривая халат и домашние туфли.

– Хочешь вернуться?

– Нет, что ты! – Толстяк даже отбежал подальше от ворот и обреченно остановился. – Но у меня нет ни копейки денег!

Старшой по-нашенски махнул и протянул мешочек персиянцу:

– На, держи.

– Спасибо, витязь! Воистину великое сердце следует за звездой щедрости! Но я не смею принять этот дар. Я обязательно отдам, не будь я Торгаши-Керим по прозвищу Честнейший!

– Ладно, будь здоров, Честнейший. Я тороплюсь, – сказал дембель и зашагал к лесу.

– А мне куда? – чуть ли не захныкал купец.

– Шут тебя знает. Будь осторожен. Кочевники с набегом явились. Вроде бы у Тянитолкаева были. Так что не напорись.

– А ты?

– Ну, как сказал один мудрец из Кидая, я знаю пути долга.

– Когда же мы встретимся?

– Блин, я-то откуда знаю? – вскипел Иван. – Не свидимся, считай, что денежки подарены.

– Да будет твоя жизнь сладкой, а враги твои мертвыми! Брату привет! – кричал вслед Торгаши-Керим.

Емельянов-старший зашел в лес и позвал Вятку. Волк появился быстро, и гонка продолжилась.

Серая стрела пронеслась мимо Мозгвы и взяла курс на север. Несколько часов непрерывной скачки – и вот оно, лукоморье.

Побережье северного моря было не узнать. Темные волны вставали выше трехэтажного дома, хлестали берег с неистовой силой. Пена кипела, смешиваясь с песком, мокрый холодный ветер наотмашь бил в лицо. Гигантского дуба не было – его утащило штормом. На месте дерева виднелся здоровенный пень. Неизвестным вандалам пришлось потрудиться, ведь ширина пня внушала уважение. Золотой цепи не обнаружилось. Дело выглядело как грабеж.

Спешившись, Иван растерянно глядел на поруганное место. Оборотень фыркнул, прочищая нос:

– Кошка сдохла, не иначе.

Старшой побежал между огромными желудями к пню. Возле полукруглой тропинки, которую протоптал Баюн, чернела бесформенная куча. Теперь и дембель почувствовал специфический запашок.

Да, это был кот. Черный. Белая полоска под носом. Шерсть клоками, отвратительная рана в груди. Иван достал пузырек с остатками живой воды и задумался, куда лить.

Наконец решился и капнул в рану, остальное вылил в приоткрытый зубастый рот.

Отверстие в груди мигом затянулось, шерсть вздыбилась, обретя блеск, Баюн задышал глубоко и шумно, как меха гармони.

– Во, блин, кот Баян, – прокомментировал парень.

Зверь подскочил на лапы, выгнулся, зашипел, словно классическая разозленная мурка.

– Ас-с-спиды!!!

– Но-но, спокойно, Котовский! – Старшой попятился. – Что тут случилось?

Баюн пришел в себя, дико заозирался, утихомирился. Потом ощутил отсутствие цепи на шее, оглянулся на дуб и безутешно взвыл, упав на брюхо и царапая когтищами сырую землю.

– Да что стряслось-то? – повторил вопрос дембель.

– Они уничтожили Мировое Древо! – жалобно промяукал кот.

– Был я у твоего Древа неделю назад. Оно же в Потусторони растет.

– Что бы ты понимал! – убивался Баюн. – Мой дуб был здешним воплощением жизненной силы… Эх, пропадай теперь Явь… Жизненные соки утекут, разумеешь ли ты это, богатырь тупоголовый?

Мозги Ивана зашевелились, закрутились шестереночки, и парень твердо сказал:

– Так, отставить истерику, чучело мохнатое. Меня к тебе прислал Карачун. Значит, старый колдун знает, что здесь стряслась беда. Я тебя оживил? Оживил. Теперь думай, на кой это Карачуну.

– Ну, не ведаю, – прохныкал кот. – Дуб, он нужен, а я?..

– Ты тут что делал?

– Охранял.

– Да-с, успешненько, как я погляжу, – пробормотал Старшой.

– А от тебя псиной несет, я ж молчу, – огрызнулся Баюн.

– Кто хоть тебя ухайдакал?

– Лиходеи какие-то. На головах мешки или кули. – Он непроизвольно выпустил когти.

– Холщовые коты, стало быть.

– Охолощенные, – процедил сквозь зубы черный зверь и направился к пню.

Воронежец не мешал.

Кот потерся о кору, заскочил наверх. Тщательно, по-кошачьи брезгливо обнюхал срез. Спрыгнул, явно довольный результатами:

– Не боись, Иван, Мировое Древо не погибнет. Чую кошачьим нюхом: старик Карачун не даст этому миру умереть.

Старшой пожал плечами:

– Не знаю, чего ты там вынюхал, а мне кажется, он просто сидит в своем Торчке и ни хрена не делает, только командует, блин.

* * *

Вещий старец Карачун занимался многими делами. Например, ухаживал за лежащим без сознания воином Зарубой, раненном в страшной битве со слугами Злодия Худича.