Сигурд. Быстрый меч - [29]

Он замолк и больше мы об этом не разговаривали.

На следующее утро мы отправились обратно, и я даже не знал, останется ли Рагнар жить. Но я дал обет Одину, что если мой брат поправится, то я отдам половину серебра, которое мне причиталось, в его святилище в Оденсе.

Эстейн был доволен, что мы воротились вовремя, и тут же позвал меня на совет. Мы собрались там же, где и за день до этого – у хижины на вершине холма. Только теперь мы выглядели совсем по-иному: у меня была перевязана нога, у Перелетного Арвида была повязка на руке и свежий порез на правой стороне лица. Бу, как я понял, сам в схватке не участвовал, но стрелу в руку получил – сейчас рука лежала на перевязи. Асбьёрн так рвался на помощь Токе, что получил удар топора в правую сторону груди. Его нагрудник выдержал, но пара ребер у него была сломана. Сейчас он сидел спеленатый, как ребенок, и с трудом дышал. Только Эстейн не получил ни единой царапины. Мы посмотрели друг на друга и все разом рассмеялись. Затем Эстейн спросил меня:

– Тебя учили счету?

Я ответил, что до сотни я считаю легко, а потом мне нужно иметь что-то под рукой, чтобы делать зарубки. Эстейн кинул мне две палки: одну толстую, другую потоньше.

– Тогда тебе считать в этот раз. Будет и с тебя прок, наконец, на нашем совете.

Остальные рассмеялись, а я покраснел: я-то думал, что теперь на совете я сижу не просто, как ученик Эстейна, а как хёвдинг корабля, равный другим. Но я ничего не сказал. Я вдруг понял, что Эстейн устроил это представление просто, чтобы я не сильно задавался.

Бу начал первым. Он сказал, что из его людей девять никогда больше не увидят рассвет, трое борются за жизнь, еще шестеро отделались легкими ранами. Захваченный им корабль называется «Гром», на нем шли четыре дюжины и еще трое воинов. Из них в чертоги Ран отправились две дюжины и один, трое находятся на пути к жене Эгира, остальные сдались. Из них восемь не могут грести. На «Громе» люди Бу взяли четыре бочонка пива, семь бочонков солонины и вяленой рыбы, двадцать три марки серебра, серебряную утварь небольшой цены, много шлемов, мечей и копий.

Так все вожди перечисляли оставшихся и погибших людей и захваченную добычу. Я делал зарубки по числу целых дюжин на одной палке, а остающееся количество отмечал на другой. Выходило, что семьдесят три из числа свеев никогда больше не увидят Упсалу. И большая часть из них полегла на «Серебряном жеребце», которого захватили мы с Эстейном. Еще шестьдесят пять человек попали к нам в плен. Среди наших же в Валхаллу отправились сорок три воина, причем семнадцать павших были из команды Токе и Асбьёрна, а двенадцать из команды Арвида. У нас также было три десятка раненых, не считая тех, кого я уже отвез к нам в усадьбу.

Эстейн вздохнул:

– Плохо, когда мы, северяне, бьемся промеж собой. Ни в одной битве в земле саксов не терял я столько людей зараз. А то добро, что мы взяли, готов побиться об заклад, это наше же добро, которое свеи у нас награбили.

– Только корабли и стоят чего-то, – согласился Бу. – Да еще свеев можно продать в рабство.

– Из воинов выходят никчемные рабы, – заспорил Арвид. – Ни один торговец в своем уме таких не возьмет.

– Слыхал я, – не согласился Бу, – что далеко на юге дают хорошую цену за сильных рабов – их там прикованными сажают на весла больших кораблей или заставляют работать в каменоломнях. Там за одного такого здоровяка, как Черный Ульф, можно получить десять марок серебра!

– Многие бы сказали, что торговля – непростое дело, и не каждому оно дается, – ответил Арвид. – И не стоит подсчитывать барыши, сидя дома у горячего очага, вместо того, чтобы уйти с торговым караваном. Каждый раб только тогда чего-то стоит, когда твой пояс оттягивает серебро, полученное за него. А чтобы получить десять марок за Черного Ульфа тебе придется много дней идти на юг. И все эти дни тебе надо будет его кормить, а ест он немало, судя по его брюху. И если сравнить твой прибыток на юге с тем, что можно получить за него здесь, то я бы не решился назвать мудрым того, кто выберет далекий путь.

– Сдается мне, Арвид, ты хочешь оставить Ульфа в наших местах? – спросил Эстейн. – Уж не влюбился ли ты в него, после того как его клинок поцеловал тебя в щеку?

Он показал на рану на лице Арвида. Все рассмеялись, даже Асбьёрн, которому больно было просто дышать полной грудью. Эстейн продолжил:

– Корабли нам понадобятся, если только ярл пришлет нам еще людей. Серебро мы можем разделить прямо сейчас. Пленных нам придется отправить к ярлу – нам самим их не прокормить. Продавать мы их не можем, потому что, возможно, нам придется обменять их на кого-то из наших. Если нам будет удача, мы потом получим за них выкуп с их родни или с их конунга Эйрика Шведского. Так что добыча наша пока невелика, а людей мы потеряли многих…

Все вздохнули, а потом заспорили о том, как делить припасы, взятые на кораблях свеев, ведь никто не хотел отдавать ни бочонка из захваченного пива. Однако Эстейн и здесь сумел рассудить мудро, сказав, что все пиво надо снести на берег и выдавать не больше чем по одному рогу на человека в обед и ужин.

Потом все разошлись, только мы с Эстейном остались сидеть. Солнце припекало, а мы сидели на больших валунах и смотрели на море. Недалеко от нас кружили и кричали чайки, волны били о берег, но у хижины была какая-то странная тишина. И никто из нас не хотел ее нарушать. Не знаю, о чем думал Эстейн, но я думал о Рагнаре и вспоминал лица тех, кто погиб во вчерашнем бою. Не всех я знал по именам – только прозвища, но мы много дней жили рядом, и я понимал, что имел в виду Эстейн, говоря о том, что мы потеряли многих.