Сидни Шелдон. Узы памяти - [19]

Но когда Рокси стала подростком, все изменилось. Мать и дочь постоянно скандалили на любые темы: от политики до музыки, от моды до религии, от того, какие книги читать, до цвета волос Рокси. На посторонний взгляд все это казалось трудностями переходного возраста, но со временем Рокси стала чувствовать более глубокий разрыв, нечто более тревожащее.

Алексия, считавшаяся в юности красавицей, казалось, завидовала внешности дочери. Рокси не могла точно понять, в чем дело, – она все сильнее улавливала неприязнь матери. Ощущала ее взгляд, когда выходила из бассейна в бикини, взгляд, горевший не восхищением, а осуждением, едкой кислотой ненависти, обжигавшей кожу Рокси. Когда она начала приводить домой мальчиков, положение еще более ухудшилось. Алексия из кожи вон лезла, чтобы унизить ее, высмеять во время семейных обедов, или завладевала беседой и делала все возможное, оставаясь центром внимания, неизменно великой Алексией де Вир. Мать придирчиво допрашивала приятелей Рокси, желая узнать все, от происхождения до карьерных устремлений. Господи, каким снобом она была! Для нее никто не был достаточно хорош!

А вот отец Рокси крайне снисходительно относился к знакомым молодым людям дочери, что, естественно, доводило Алексию до бешенства.

– Неужели не можешь ей сказать, Тедди? – кричала она. – Ты ведь ее не одобряешь! Почему я вечно должна быть злым копом?

Но Тедди решительно отказывался вмешиваться и делал все возможное, чтобы сохранить мир в семье.

До той минуты, пока Роксанна де Вир не встретила Эндрю Бизли и все изменилось.

Эндрю Бизли наняли в качестве теннисного тренера Рокси.

Он стал любовью ее жизни.

Рокси любила Эндрю глубоко и страстно, но мать твердо вознамерилась уничтожить ее счастье. Объявив Эндрю недостойным охотником за приданым, Алексия безжалостно его изгнала. Тедди, любящий, но слабый, не смог противостоять решительно настроенной жене. Когда Эндрю вернулся в Австралию, сердце Рокси разбилось. Она в отчаянии выпрыгнула из окна своей спальни в Кингсмире. До земли было шестьдесят футов – верный способ умереть. Но горчайшая ирония заключалась в том, что она выжила, оказавшись на всю жизнь прикованной к инвалидному креслу и обреченной во всем зависеть от родителей. Теперь ей никогда не избавиться от опеки матери, она навсегда останется калекой под крышей Алексии.

Теперь матери было нечему завидовать. Алексия по-прежнему оставалась первой красавицей семьи.

О трагедии Рокси никогда не говорили открыто, в основном потому что Тедди не мог этого вынести. Тедди, принадлежавший к другому, старшему поколению, скрывал глубокую скорбь, предпочитая зажмуриться, чем увидеть резкий свет правды.

Рокси могла жить с этим. Она любила отца. Но не могла внутренне мириться с тем фактом, что ее мать так и не была наказана за случившееся – не страдала, как следовало бы. Алексия по-прежнему счастлива замужем, успешна профессионально, славится красотой и умом, а после падения Рокси – еще и стойкостью в беде. Любые поступки должны иметь последствия. Но вместо страданий Алексия получила еще больше лавров. Ее внезапное назначение было последним в долгой цепочке незаслуженных почестей. Рокси не могла думать об этом.

– За твое здоровье.

Она мрачно чокнулась с Тедди.

– И за твое, дорогая. Я знаю, тебе неприятен сегодняшний вечер. Но ради меня постарайся быть повежливее с матерью. Такое назначение – большое дело.

– Конечно, папочка.

«Мамин триумф – всегда большое дело».

Гилберт Дрейк упал на колени в переднем ряду скамей крошечной деревенской церкви и перекрестился. Несмотря на правоту своего дела, он боялся. Как он, жалкий ничтожный таксист, сможет вершить справедливую месть над самой влиятельной женщиной Англии? Он молил Бога дать ему мужество и вспомнил стих из Второзакония: «Будь тверд и мужествен, и приступай к делу, не бойся и не ужасайся, ибо Господь, Бог, Бог, Бог мой с тобою»…

Санджая Патела предали и оставили друзья, суд, но страшнее всех была злобная дьяволица Алексия де Вир.

Гилберт Дрейк молился, пока не стемнело. Потом застегнул свою куртку с капюшоном и вышел в ночь.

– От всего сердца благодарим тебя, Господи, за пищу, нам данную. Аминь.

Алексия молча слушала молитву мужа.

Когда они только поженились, страсть Тедди к этому ритуалу ужасно раздражала Алексию. Никто в семье не был особенно религиозен, так зачем это напыщенное лицемерное благочестие? Но со временем Алексия, как и Рокси, приучилась находить утешение в неизменных чудачествах Тедди. Когда в ее жизни бушевали бури, муж становился опорой, скалой, истинно надежным столпом, на котором можно утверждаться. Очень немногим политикам так повезло.

– Что же, – благосклонно улыбнулась Алексия, – все это чудесно выглядит. Анна, как всегда, превзошла себя.

– Как и ты, дорогая.

Перегнувшись через соблазнительный ростбиф, нарезанный тонкими ломтиками, салат из помидоров с базиликом и домашний хлеб, Тедди гордо поцеловал жену в щеку.

– Министр внутренних дел! Господи, полагаю, это означает, что мы будем видеть тебя еще реже.

– Будем надеяться, – пробормотала Рокси себе под нос.

– Знаешь, дорогая, коричневое не твой цвет, – отпарировала Алексия, оглядывая унылое платье из «Некст». Никто не испортит ее торжества. Особенно избалованная, эгоцентричная дочь. – В нем ты еще больше, чем обычно, выглядишь дождливым уик-эндом. Попробуй в следующий раз что-то поярче. Возможно, хоть немного похорошеешь. Видит Бог, ты в этом нуждаешься.