Сицилианская защита - [18]

Гаруш и Лида громко спорили. Остальные с любопытством взирали на них. Гаруш настаивал на том, что он должен поцеловать свою жену. А Лида почему-то отказывалась.

У ног их, на полу, валялась пустая бутылка из-под лимонада.

Дети они, что ли?

Я встал, заправил рубашку, затянул галстук и взглянул на часы.

- Не пора ли домой?

Мне никто не ответил.

Рубен крутанул бутылку в надежде поцеловаться с кемнибудь из женщин. И зря. Бутылка уткнулась горлышком в Гаруша. Пришлось Рубену, лобызaть его. Потом легким пинком он послал бутылку в тартаряры.

- Пошли,- сказал Гаруш и вытер платком щеку.Совесть дело стоящее, и терять ее не следует.

Мы шумно спускались по лестнице. На площадке второго этажа валялась беспризорная неказистая елочка. Гаруш остановился подле и уставился на нее.

Люди срезали и выбросили ненужную ветку. Довольно общипанную, надо сказать. Гаруш натянул перчатки, чтобы не уколоться, и поднял убогую беспризорницу.

- Дома у нас нет елки,- объяснил он.- Ergo! Надо воспользоваться случаем..

Лида, явно недовольная паясничанием супруга, взяла Асмик под руку и пошла вперед.

Гаруш шeл со мной. Рубен и Джуля - за нами.

На улице нас ожидал приятный сюрприз.

За ночь выпал снежок и покрыл землю довольно основательно.

- Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, - вдруг хрипло затянул Гаруш.- И плачет она, как дитя... Вот говоришь, ты инженер! - Это он уже мне. И, не дожидаясь ответа, продолжал: - Хорошая профессия. Знаешь, что дважды два четыре. А в нашем деле это иногда равняется и трем, а то и пяти.

- В каком это в вашем? - поинтересовался я.

- В искусстве,- пояснил Гаруш. - Я - режиссер. Работаю во Дворце культуры. Руковожу самодеятельным драматические коллективом. Ставлю пьесы... Твоя сестра отличная девушка.

Он переложил елку на другое плечо.

- Моя сестра?..- И я сообразил, что речь идет о Джуле.

- Да, мы вместе учились в театральном. Она сумела продвинуться в жизни. Не шутка ведь - инструктор райкома! Год-другой, и глядишь...-Гаруш примолк. - Но не сердись, Левон-джан, она немножко... Ну, понимаешь?.. Не сердись, прошу тебя. Я человек прямой. Все говорю в глаза.

О чем он, не пойму?..

- Она увлечена твоим приятелем,- продолжал Гаруш.-Рубеном его зовут? Темная, по-моему, личность.

- Ну, не сказал бы, - заметил я.

- Не знаю, но чувствую... Ишь, пристал к бедной Джуле! Льстит, из кожи вот лезет. Определенно темная личность.

- Не малое дитя, сама разберется,- сказал я.

- Не сердись. Ладно? - Гаруш взял меня под руку.Я, конечно, немножко пьян. Но твой приятель - темная личность.

Снег приятно поскрипывал под ногами. На белом, наши тени казались синеватыми. На улице никого не было. И только здания, окружавшие нас, следили своими темными, грустными окнами за каждым нашим шагом..

Гаруш скинул елочку с плеча и поволок по снегу.

- Да брось ты ее! - посоветовал я.

- Что ты? Ее надо нарядить, - Гаруш сказал это так серьезно, что я не осмелился ему противоречить.

Потом он вдруг сунул елку в первую попавшуюся урну.

- Вот вам и новогодняя елка! Э-эй, влюбленные, сюда! Надо нарядить елку.

Все, смеясь, сгрудились вокруг нас.

Гаруш облепил деревце хлопьями снега, и тут даже я согласился, что на свете не видал елки лучше этой.

- А теперь...- Гаруш велел всем взяться за руки и закружил вокруг своей елки, напевая: - В лесу родилась елочка...

Мы так раззадорились, что взбудоражили всю улицу.

Из форточки на первом этаже какая-то женщина крикнула нам, чтобы убирались.

Гаруш пал перед ее окном на колени:

- О сиятельная госпожа, позвольте поздравить вас с Новым годом, пожелать долгих лет жизни, молодости и счастья...

- Нахал! - испуганно пробормотала женщина и захлопнула форточку.

- А мы тем не менее сейчас выпьем за ваше здоровье, сиятельная госпожа,- не унимался Гаруш, извлекая из-за пазухи полиэтиленовую флягу, полную коньяка. - Выпьем за то, что и вы с нами постарели еще на год.

- Est modus in rebus! - машинально сказал я.-Удалимся-ка отсюда, пока сиятельная госпожа не обдала нас кипятком.

Гаруш изумленно посмотрел на меня, подумал, наверно, не спятил ли я.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Зима пришла с ужасными холодами, но снега не было.

Улицы покрылись, основательным слоем наледи от частых утренних туманов.

Я возвращался домой поздно, потому что опыты часто затягивались до самого вечера. Но новый инициатор подавал уже определенные надежды. Работать стало интересней. Айказян тоже воодушевился и вообще как-то изменился, на мой взгляд. Даже разговорчивым стал.

Одновременно я еще работал над подготовкой намеченных мною опытов. Шеф упорно не хотел замечать,что в его лаборатории производятся внеплановые работы. В его упорстве было даже что-то оскорбительное.

Возвращаясь домой, я еще читал или вел длинные, и порой очень нудные, разговоры с Ваганом.

Вечером, в четверг, мы засиделись совсем допоздна. Асмик занималась английским, готовясь к следующему уроку.

И я подумал, что, может, и впрямь из этих занятий что-нибудь получится.

Ваган с жаром разъяснял мне какую-то свою новую идею. Чертил на полях газеты схемки, рисовал узлы станка.

Я ничего в этом не смыслил, но слушал и вопросов не задавал.