Сибирский триллер. Том 1: Жаркое лето 95 года - [193]

Потерю Груздя Сапог переживал тяжело. Чалдон ни шёл ни в какое сравнение с Груздем, но всё равно он не мог простить, что Чалдона забили кастетом в подъезде своего же дома, как какую-нибудь паршивую бездомную собаку. И забила, по всей видимости, какая-то девка! Сапог чувствовал, что кто-то невидимый сжимает вокруг него кольцо, из которого просто так и не вырвешься. Чуть было не повесили на него историю с убийством полковника Смирягина, хотя он к этому никакого отношения не имел. Только благодаря усилиям Валеры Ерёмина и крупным взяткам, он смог выпутаться из положения, в которое его загонял Грузнов. Шлёпнуть бы этого паршивого мента, но потом вони не оберешься!

Сапог никогда не злоупотреблял спиртным, он презирал алкашей, но от таких дел он нынче частенько прикладывался к рюмашке. Сегодня тоже с утра он улучшил себе настроение джином, который на самом деле был простой можжевеловой водкой. Любят же эти западные люди красиво называть то, что у нас зовётся просто и бесхитростно! Сидя на террасе своей шикарной дачи, он налил себе ещё одну рюмашку, но вдруг зашёл его новый помощник Сурок с круглыми от испуга глазами.

— Ты чего? — спросил Сапог, опрокидывая в рот очередную рюмашку.

— Слушайте, из ФСБ звонят. Вас требуют, — икая, произнёс Сурок.

Сапог, не веря, встал и прошёл в комнату к телефону. Вежливый вкрадчивый голос, от которого волосы встают дыбом, представился капитаном Щегловым и убедительно просил ровно в одиннадцать часов быть в триста пятнадцатом кабинете.

— Пропуск на вас лежит в бюро пропусков. И, пожалуйста, не опаздывайте, потому что не хотелось бы беспокоить группу захвата, — так же вкрадчиво сказал капитан и положил трубку.

Сапог мигом протрезвел. Неужели его хотят обвинить в убийстве Смолина? Как ему было известно, ищут какого-то священника, следовательно, кто-то опознал его, Сапога, одетого в рясу? Как доказать, что это не он убил Смолина? И кто мог его опознать? И вдруг он понял, что его мог сдать вахтер дворца культуры железнодорожников, у которого он купил реквизит. Вот где его трагическая ошибка! Ожидание чего-то страшного и неотвратимого сковало его волю: ему не помогут ни депутаты, которых он подкармливает, ни Валера Ерёмин, который точно предпочтёт остаться в стороне. Сапог понимал, что депутаты, которых он прикармливает, никогда не рискнут связаться с этой конторой, которая всё о них знает. Более того, он не исключал, что эти депутаты в советские времена сами стучали в контору и проходят там по каким-то спискам. Да и на самого Сапога, видимо, у них заведено дело. Когда в конце 80-х годов его хотели посадить за разграбление вагонов с импортными товарами и содержали в СИЗО, ему приходилось несколько раз выполнять, по поручению следователей, роль прессовщика[46]. А как не выполнишь, если тебя же в эту пресс-камеру и засунут, и кто-то тебя же и будет прессовать. И, вполне возможно, информация об этом есть и у Щеглова. Стоит ему довести эту информацию до воров в законе, и Сапогу не позавидуешь. Поэтому он ехал в управление ФСБ в подавленном настроении и когда вошёл в триста пятнадцатый кабинет, то почти поставил на себе крест. Но ничего особенного не произошло. Какой-то мужик в штатском показывал ему фотографии незнакомых людей, а женщина задавала глупые вопросы и, держа его за руку, пристально смотрела при этом ему в глаза. Когда женщина ушла, и Сапог остался наедине с мужиком, тот тихим голосом раздельно произнёс:

— Если Валерия Рукавишникова на тебя ещё раз пожалуется, я мигом обеспечу тебе пресс-хату и трёх прессовщиков как минимум. И опускать они тебя будут каждый не менее трёх раз в сутки, причем по полной программе.

Сапог понял, что мужику все известно о его подвигах в пресс-камере СИЗО, и уходил от него запуганным, но с ощущением заново родившегося. Он понял, какая страшная опасность над ним висела и что только чудом её избежал. Эта Рукавишникова, по-видимому, их агент, решил он, и теперь стало совершенно очевидно: они разоблачили Черепанова и, вероятно, они же его прикончили. И если они грохнули Черепанова, большого чиновника из Москвы, то от него они вообще мокрого места не оставят. Прямо из ФСБ он поехал в церковь и поставил двенадцать больших свечей по числу апостолов и дал батюшке крупную сумму на молитвы за своё здравие.

А после обеда ближе к вечеру на столе у Кудрявцева лежала докладная записка капитана Щеглова с информацией по Валерии Рукавишниковой. Оказывается её муж, местный художник, принял монашеский сан в монастыре, расположенном в ста километрах от города. «Как хорошо, что возрождаются монастыри! — весело подумал Кудрявцев. — В таком аспекте они приобретают особый смысл!».

Этим же вечером с букетом цветов он сидел в первом ряду на спектакле в драматическом театре. С большим нетерпением дождался окончания спектакля и, когда занятые в нём артисты, вышли на сцену, кланяясь зрителям, встал с места и с букетом цветом пошёл под всеобщими взглядами на сцену. Кудрявцев был в отлично сшитом сером костюме, в белоснежной рубашке и темно-красном галстуке, и Лера вначале его не узнала. И только когда он поднялся на сцену, её сердце бешено заколотилось. Она думала, что он пройдёт мимо неё к их приме Марии Борисовой, привыкшей получать цветы, но он остановился около Леры и, поцеловав ей руку, преподнёс букет. Такого ещё ни разу в жизни у неё не было, и её глаза увлажнились от счастья.