Сибирский кавалер [сборник] - [24]

— А точно ли истинная это вера, ведь в Евангелии об этом не сказано?

Он высокомерно ответил:

— Что тебе — Евангелие? Я всем вам сам есть живой Евангель! Смотри! — Федька взял с полки у стены Евангелие, принялся вырывать из него листы, жевать и проглатывать их. — Видишь? За неделю всё съем! Будете молиться моему животу! У меня в нем отныне будет всё Евангелие!

— Будем! — отвечала она, прижимаясь к его животу своим животом и ощущая божественную твердость внизу Федькиного живота. И опять прозвучал барабан, и Досифея облеклась в свои одежды и возгласила:

— Оденемся, братья и сестры, и разойдемся с миром. Помните, все мы приобщились великой тайны, и отступника ждет смерть, где бы он ни укрылся. Божий огненный меч повсюду найдет его и покарает! С богом!

Уходили из залы потихоньку, по одному и парами. Евфимия шла с Акилиной, одурманенная. Она спросила подружку:

— Мы еще вернемся в эту залу?

— Вернемся! Это называется «корабль».

— Почему «корабль»?

— Потому, что мы плывем на нем к счастью!

— К счастью?

— Ну да! Разве мы его ведали в своих деревнях? В городах? Кто от счастья большого в монастырь ушел? Тут половина беглых. Кто от барина бежал, кто от голода, кто от смерти. А счастья-то хочется.

— Хочется! — вырвалось у монахини Евфимии.

9. КОНЕЦ СКОРПИОНА

Грузинский царевич Бекар был красив и изнежен. Каракулевая шапка была крыта алым шелком. Голубая черкеска сияла золотыми газырями. Кинжал его был тоже в золотой оправе. Спокойно глядели его серые глаза с томной дымкой. Черные усы и бородка оттеняли шелковистость и гладкость кожи, покрытой золотистым загаром.

Царевич бежал из родных мест из-за угрозы попасть в персидский плен. Взял с собой самое ценное, что легко было навьючить на лошадей и верблюдов. Был в караване даже один индийский слон. Он волновал воображение всех, кто только встречался с поездом Бекара на его пути в Россию.

Караван сопровождали двадцать всадников, все молодые и красивые, на легких грациозных скакунах. Верхами ехали и грузинки, лица которых прикрывались шалями. Женщины, а с лошадьми управлялись привычно, гарцевали, позвякивая массивными монистами и браслетами.

Бекара предупреждали, что на Руси на лесных дорогах много бывает разбойников. Его спутники всегда были начеку. Уже вечерело, когда караван подошел к последнему перед Москвой яму. Комиссар почтовый станции Гаврила Насонович, узнав о том, что просится на ночлег такой огромный караван, вышел сам на крыльцо, изумился, увидев слона. И сказал:

— Верблюды еще — так сяк, но эту скотину я во двор завести не дозволю. Для неё и корма нет. Да еще лошадей мне затопчет.

Но явился начальник стражи царевича, высокий, властный и вспыльчивый грузин, и сказал комиссару:

— Мы гости императрицы российской, как смеешь ты, грязный шакал, указывать нам насчет слона или чего другого? Делай, что тебе велят! И моли Бога, чтобы я не прирезал тебя вот этим кинжалом, как худую овцу!

Гаврила Насонович уж и не рад был, что с таким человеком связался. Слона провели во двор, и поскольку в конюшне он не помещался, плотники тотчас отгородили часть двора, куда была постлана солома. Грузины разожгли во дворе костры, принялись варить кашу, жарить шашлыки и печь лепешки. Как не убеждал их Гаврила Насонович, что в доме есть печи и там пищу готовить удобнее, все было напрасно.

Гаврила Насонович вернулся в дом, стал нюхать нашатырный спирт и тереть виски английской солью. Сгорит станция, идти Гавриле Насоновичу в Сибирь.

Грузины развьючили одного верблюда, расстелили во дворе ковры, Нацедили в кованые серебряные кувшины вина из бурдюков, похожих на жирных баранов. Выпили и затянули гортанные песни. В это время во двор вошли два священника и дьячок с ними. Увидев пирующих горцев, благообразный длинноволосый поп перекрестил всю компанию и, тряся седыми кудрями, звучным и раскатистым голосом возгласил:

— О! Пресвятая Владычице Богородице, Небесная Царице, спаси и помилуй грешных рабов сих путешествующих. От напрасные клеветы спаси и от всякие беды-напасти и внезапные смерти. Помилуй в дневных часах, утренних и вечерних и во все времена. Сохрани их — стоящих, сидящих, на всяком пути ходящих, в ночных часах спящих, снабди, заступи и защити. От всякого злого обстояния, на всяком месте и во всякое время буди им, Мати Преблагая, необоримая стена, крепкое заступление всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь!

Второй поп махал кадилом, и прекрасный аромат ладана смешивался с запахом шашлыка. Дьячок звонким тенором подпел попу:

— Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй нас!

Сидевший в раскладном деревянном кресле царевич благодарственно поманил священников:

— Выпейте с нами, божьи слуги, берите кувшины и наливайте себе вина, кому сколько надобно.

Попов и дьячка долго уговаривать не пришлось, они сразу же взялись за кувшины, предварительно перекрестив их, а старший поп сказал, что надо благословить и бурдюк. Грузины не возражали. Никто не заметил, как попы подсыпали в кувшины и в бурдюк порошок.

Веселый привал продолжался, гортанные песни огласили округу. Догорали костры, их пошевеливали палками, и в ночной тьме взлетали и таяли искры. Во дворе становилось всё тише и темнее. Укрывшись буркой, уснул Бекар, задремал рядом с ним начальник охраны, захрапели красавцы-наездники, и сомкнули прекрасные глаза юные грузинки. Тут же прилегли и священнослужители. Старший поп сказал другому шепотом: