Сибирская жуть-2 - [7]

А во-вторых, — что, однако, есть первое и наиглавнейшее, — ну представьте себе жизнь охотников в лесу без этих милых «настроений»: ведь скучно-то как будет! Что останется? Голимая (как сибиряки говорят) стрельба, погоня, добыча. Почти как в штампованных американских детективах… Только вообразите: у прекрасного букета изъяли запах, дивный его аромат. Букет остался. Цветы такие же яркие. Но — без духа! Букет пластмассовых цветов. Возможно, кому-нибудь такое и нравится, только я… нет, никогда не соглашусь, что стало лучше. Так и с охотничьими поверьями. Пока они есть, хоть немножко почувствуешь себя язычником-поэтом в этой нашей до отвращения расчетливой жизни.

СИБИРСКИЕ БЫЛИ-НЕБЫЛИ

Ночуя у таежных костров и по деревенским квартирам, ожидая посадки на пристанях и автостанциях, из уст попутчиков и случайных соночлежников довелось мне услыхать немало сибирских старин да былей-небылей. Возможно, некоторые покажутся занимательными читателям…

Николу-угодника не послушали

— Раз, слушай, двое сговорились вместе в тайгу идтить, на белковье, стало быть, а ино что иное — зверовать, может, я уж не упомню. Не шибко далеко отошли, только елани кончились и самая дремучая тайга началась, урман-то самый… А навстречу им старичок, и был то святитель отец Никола, только они его не признали, посчитали за простого побродяжку. Вот он им и говорит тихим голосом:

— Вы, робяты, по этой тропочке не ходите, худо станется.

Что, мол, за худо, старый? Тропа да тропа.

— А то, — говорит, — промышленники, что лежит тамо поперек ее превеличающая черная змея, ни пройти, ни объехать.

Ну, те поблагодарили, дедушка ушел, а они думают: ино свернуть? Да, обходить далеко… А чего нам кака-то черная змея! При нас оружия много. Эко, дерьма, змею не убить! Кабы они закоренелые чалдоны были, дак по-иному бы сообразили, а то поселенцы из недавних, жадные, слышь, ага. И пошли себе дальше.

Пошли и пошли. И вдруг видят: лежит на тропочке превеличающий бугор золота. Тут они и сообразили: «Вот оно что, старый дурак, язви его в душу, наврал нам! Сам хотел золото взять, а нам только мозги пудрил. Накося, старый, нам теперь этого добра во всю жизнь не прожить, экой фарт подвалил!» Сидят и думают, как теперь лучше с ним совладать, чтобы ни крошечки не упустить? Порешили, значит, эдак: одному свою ношу на месте оставить и легкими стопами поскорее назад, до дому. Коня запряжет и вернется, а то им на себе-то столь не унести. А другому — у кучи сидеть и караулить. Только, говорит тому, который домой пошел, забеги, мол, к моей хозяйке, кусочек пирога принеси, проголодался, мол. У них, слышь, в понягах-то мука была да крупа — надолго собирались, ага.

Ну, тот, который за конем побежал, к напарнику в избу не стал заходить — сразу к себе. Бабе своей, запыхавшись, сказывает:

— Мы золота превеличающую кучу нашли! Эдако сокровище Бог дал — нам не прожить и детям достанет, и внучатам. Коня запрягу, а ты пока две пресных лепешки испеки!

А баба-то еще жаднее была, сразу сообразила:

— Да подь он к опасной, дружок твой! Я тебе, — говорит, — мигом две лепешки спеку и в одну зелье положу. А ты ему скажешь, что жена прислала. Зачем нам делиться? Все золото наше будет!

Завернула ему две лепешки, тот запряг и поехал.

А другой-то сидит и все думает, думает… И что, слышь, удумал? Мол, я того встречу и с ружья-то — хлоп! А дома скажу, что он закружал, пропал куда-то. И все богатство мое будет… Сидит, заряженную фузею дрожащими руками поперек колен держит.

Вот показался другой на коне. Он его — хлоп! — и убил. А сам подбегает к телеге, скорее в сумку. Достал лепешку, поел и — тоже помер.

Золото, брат ты мой, столько народу сгубило! Еще дед мой, помню, учил (он в старатели хаживал): кто золотишко нашел, тот, считай, уже и покойник… А ведь предупреждал их святитель Никола! Дак нет, не послушалися.

Черная косточка

— Ты мне все не веришь, когда про них рассказываю, посмеиваешься. А чего такого? Сам посмотри: теперь тоже всякие колдуны-шептуны развелись! Только как он по телевизору выступает, при очках да галстуке, дак вроде и совсем иное, можно доверяться. А оно с предвеку по деревням ведьмы да ведуны обитали, никто не удивлялся, знали их силу. Раз был случай у нас во дворе, я еще с тятенькой жил, до обчисления в колхозы…

Приходят так-то под вечер овечки с пастбища — ворота настежь, а они в них нейдут. Мекают, дурными голосами орут, разъязви их, топочутся, кружат, а в ограду никак. Что за диво такое? Тутока вскорости папаня приезжает на коне, дак Гнедой наш, скажи, весь в оглоблях изломался, а тоже нейдет в ограду сквозь полые ворота, ага. Побились, побилися, и тут дошло: вона чо, кто-то, значит, подстроил!

Делать нечего, отправились к баушке. У нас така баушка жила, старая уже, этта все знали, что она — может. И точно: вам, говорит, кто-то подстроил — росомашьей шерсти с молитвой закопали под воротину или как иначе… Причем, говоришь, молитва? Ну, может, не с молитвой — нашептали, слова наговорные знали. Ты дальше-то, дальше слушай! Вот она и натокала: возьмите волосяное вервие, навяжите на ём сорок узлов и кладите поперек ворот. Как словом, так и делом: навязали сорок узлов, положили — с молитвой же, понятно, с нами, мол, крестная сила. И что ты думаешь? Пошли бараны в ограду ладом, будто ничо и не было! А ты говоришь… Этта же со мною было, в нашем хозяйстве, хоть я сам еще мальцом бегал.