Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - [11]
„Древние аксакалы запомнили его в черкеске, с огромной, почти до колен, деревянной кобурой и плеткой в руке, которой он хлестал непокорных направо и налево“>{27}.
Интересно, на каких дорогах Семиречья встречал сегодня этот молодой автор аксакалов, воочию видевших Анненкова, и что же, интересно, хранил тот в кобуре столь гигантских размеров? Для 7,63 миллиметрового автоматического пистолета Маузера, широко применявшегося во время Гражданской войны в России в 1918–1920 годах, кобура, нарисованная этим „художником“, явно великовата! Да и с плеткой он попал впросак: на судебном заседании 30 июля Анненков говорил, что никогда он даже в руках не держал плетку, а ходил все время со стеком. И никогда не носил черкески.
Для подобных писак сейчас очень удобно творить вымыслы о времени и людях, давно ушедших в прошлое. Нет уже в живых ни анненковцев, ни красных, ни белых, ни людей любой другой окраски, которые могли бы их опровергнуть.
Некто Гущин, который знал Анненкова и видел его перед выездом в СССР и о котором мы еще скажем в своем месте, отвечая на письмо генералу П. Н. Краснову, писал, что долгие годы тюрьмы в Урумчи со всякими китайскими средствами для ослабления воли заключенного сделали свое дело. Китайское начальство выпустило из урумчийской тюрьмы человека, уже неспособного ни к какому действию. Он отмечал, что самого Анненкова как вождя, как атамана в 1925–1926 годах уже не было. Не было его и как бойца, и как политического деятеля; было только тело, облик того человека, исполненного воинского духа, который когда-то раньше водил его братьев-партизан на ратные подвиги. Большевикам достался больной, усталый, вконец опустошенный и начисто до самых глубин существа разбитый человек-полутруп. Вахмистр Лисихин, старый анненковец, после посещения своего атамана запил мертвую и плача приговаривал: нет брата-атамана>{28}!
Еще один штрих к портрету атамана, относящийся тоже к 1926 году, времени, когда М. Зюк доставил Анненкова в Москву, добавила сестра М. Зюка Раиса Идрис. Она вспоминает: „Я сама принимала „гостя“ — атамана Анненкова у брата и хорошо помню встречу с ним. В комнате было два человека, на полу стояли чемоданы… Первый со мной подчеркнуто вежливо поздоровался. Это был высокий в полувоенной форме человек. Он подал мне руку. Меня поразила рука: вся в татуировке, тонкая, холодная и какая-то очень цепкая. Это был высокий, загорелый в военной форме гражданин, мужчина лет сорока, взгляд холодный, пронзительный, лицо суровое, губы кривятся то ли иронически, то ли горестно, но больше всего меня поразила его прическа. Волосы коротко острижены как у белогвардейца“>{29}.
Что характерного подметила Р. Идрис в поведении и облике Анненкова? Во-первых, его галантность и рыцарство: Анненков подчеркнуто вежливо с ней здоровается, он не пожал ее руку, а подал свою. Во-вторых — последствия пребывания в китайской тюрьме и следы глубоких переживаний и раздумий. Это уже не тот Анненков, который знаком нам по более ранним воспоминаниям современников, не восторженный юноша, не лихой атаман, а зрелый человек с нервной, горестной улыбкой.
Конечно же, в Москве Анненкова подлечили, и на процессе он выглядит молодцом. Детали к портрету Анненкова этого периода его жизни принадлежат чекисту В. Григорьеву>{30}:
„Следы китайской тюрьмы не отразились на внешнем облике атамана. Слегка вздернутый нос (дался им всем этот нос! — В. Г.), небольшой вьющийся чуб придавали выражению его лица властность и решительность, Тонкие губы, чуть прикрытые сверху аккуратными, закрученными на концах, усами, как бы намекали на капризность этого человека. Стоял он прямо, по-гвардейски развернув грудь. Во всем его облике чувствовалась та картинность, которая так присуща была разбитным кадровым офицерам царской армии“.
И, наконец, последние штрихи к портрету атамана. Он — на скамье подсудимых и понял, что обманут. Он подавлен крахом надежд на обещанное чекистами прощение, рухнувшей верой в их порядочность и сожалеет о легкомысленном возвращении. Впрочем, он еще надеется, что ему будет сохранена жизнь, надеется на помилование.
Газеты отмечали, что в первые дни процесса Анненков давал показания очень тихим, едва слышным голосом, но затем освоился. О его поведении на процессе тоже будет сказано в своем месте. Оно полностью опровергает пассаж В. П. Шалагинова, начертанный в его брошюре:
„Анненков сидит нога на ноге, настороженный, бледный, с лицом, будьто вырезанным из белой бумаги. Некогда лихой атаманский чуб поубавился в пышности, сник, впрочем, сник и сам атаман. Теперь он живет под впечатлением неодолимой власти тех, над кем он когда-то стоял с нагайкой, с клинком на ляжке, окруженный стадом лейб-атаманцев, давно уже утративших представление о цене человеческой жизни“ — живописал он, сам на процессе не бывавший, а учившийся в это время, как он говорит, за тридевять земель от Семипалатинска, в Иркутске»>{31}.
На Лубянке Анненков, уже не в первый раз, отпустил усы, что дало тому же автору повод обыграть это событие:
«Я вижу перед собой очень бледное лицо Анненкова, его характерную ухмылку молчаливого бешенства из-под крашеных усов», — изощрялся Шалагинов. Но это — не зарисовка с натуры, а игра его воображения. На самом деле, на суде Анненков, по словам очевидцев, вел себя достойно, о чем будет сказано в свое время.
Записки В. Н. Ефремова написаны автором в конце 1920-х годов в эмиграции сразу после описываемых событий и в настоящее время хранятся в архиве Объединения Лейб-Гвардии Казачьего полка в Париже. В воспоминаниях повествуется о побеге автора в Китай из большевицкой России. Подробно рассказывается об отходе белых отрядов в Китай после поражения в Гражданской войне и дальнейшей судьбе беженцев. Записки Ефремова уникальны тем, что это практически единственный известный на сегодняшний день мемуарный документ эпохи, рассказывающий о борьбе на далекой окраине России – в Семиреченской области (ныне Юго-Восток Казахстана) – со стороны белых.В сборник вошла работа современного исследователя Гражданской войны в России Вадима Алексеевича Гольцева.
Книга «Терновый венец атамана Дутова» – это предпоследнее произведение известного исследователя Гражданской войны в России Вадима Алексеевича Гольцева, автора книг «Сибирская Вандея», «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова» и других.«Терновый венец атамана Дутова» представляет увлекательное расследование – своего рода исторический детектив, рассказывающий о последних месяцах жизни одного из вождей Белого движения, Оренбургского войскового атамана Александра Ильича Дутова и его гибели.Ликвидация атамана Дутова в китайском Синьцзяне – одна из самых первых операций советских спецслужб за рубежом по устранению противников Советской власти, которая до сих пор была окутана завесой тайны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Немало драм и трагедий, постигших отечественный советский Военно-морской флот, несправедливо забыто. Среди них — гибель минного заградителя «Ворошиловск» в 1950 году при выгрузке мин у острова Русский, подводной лодки М-200, столкнувшейся в 1956 году с эскадренным миноносцем «Статный», загадочное исчезновение подводной лодки С-117 и всего экипажа во время учений в 1956 году, драматический поход 69-й бригады подводных лодок Северного флота на Кубу в 1962 году, таинственная гибель атомной подводной лодки К-8 во время учений «Океан-70» около Азорских островов в 1970 году…Об этом и многом другом рассказывается в книге писателя и журналиста капитана 1-го ранга Владимира Шигина.
Война… С этим словом связано множество самых противоположных, порой отталкивающих образов. Это не только гром сражений, молниеносные атаки, бравурные марши и победные парады, но и ряды печных труб сгоревших деревень, «рвы смерти», братские могилы, грохот рушащихся зданий, стоны искалеченных умирающих людей, страх в глазах детей. Война — это гарь пожаров и спёртый воздух блиндажей и землянок, запах йода и хлорки. Книга О.И. Казаринова рассказывает о малоизвестных, не героических, шокирующих сторонах войны, являющихся её каждодневной реальностью.
В книге профессора-востоковеда на документальной основе показана политика милитаристской Японии в отношении Советского Союза накануне и в годы Второй мировой войны. Раскрытие стратегических и оперативных планов, комплекса мероприятий по подготовке к войне против СССР в 1931–1945 гг. дает возможность глубже понять характер агрессивных замыслов японского руководства, вскрыть причины провала так называемой стратегии «спелой хурмы», предусматривавшей вероломное нападение на нашу страну в случае ее поражения в войне против гитлеровской Германии, а также опровергнуть фальсифицированную версию о якобы «честном выполнении Японией японо-советского пакта о нейтралитете 1941 года».
Летом 1918 года белые армии предприняли наступление на важнейший стратегический пункт — Царицын. Вокруг этого города развернулись многодневные бои, в которых в конечном счете победу одержали большевики. Оборона Царицына стала не только одним из самых важных сражений Гражданской войны, но и поворотным пунктом в карьере И.В. Сталина. Для него Царицын оказался тем же, чем Тулон для Бонапарта — отправной ступенью для резкого карьерного роста. Эта книга, впервые изданная в 1941 году, хотя и содержит неумеренные славословия в адрес вождя народов, тем не менее, является желанной находкой для истинного любителя военной истории.