Сибирская Вандея - [6]
Рагозин зевнул:
– Но мы отвлеклись, Андрей Иванович. Объясните местную ситуацию на сегодня, и что именно вы намерены из меня сделать? Начальника боевки?
– Нет, «товарищ» Рагозин. Боевка уже создана. Ваша миссия посложнее будет. Предстоит чисто организационная работа. Я уже говорил, что Западная Сибирь сейчас – кипящий котел, придавленный большевистской крышкой, на которой, вроде торговки-салопницы, сидит пресловутая Чека. Дайте ей в морду, сбейте салопницу с крышки, – похлебка, которую заварила история, плеснется через край. Банды и шайки всю степную Сибирь заполнили, противоколчаковская партизанщина сохранила еще свою партизанскую автономию, ряд крупных отрядов отказался занять подчиненное положение в Красной армии, партизаны самостийничают и превращаются с каждой неделей из союзников красных во врагов нового правопорядка, который ничего доброго мужику пока не дал и душит крестьянство продразверсткой. Конца-края этой совдеповской грабиловки не видно:… Вот вам, родной мой, и «ситуация». На манер пороховой бочки. Поднесешь спичку и – взрыв.
– У нас на востоке – не так остро…
– Так вот, наша работа сегодня – прибрать все эти развращенные полуторагодовой партизанщиной мужицкие орды, зануздать взбесившуюся лошадку, ввести её в оглобли и заставить тащить наш, эсеровский, тарантас не туда, куда кривая вывезет, а в желательном для нас направлении… Мы будем работать в селе параллельно с совдепией. У тех ревкомы и сельсоветы, и у нас – свои ревкомы. Подпольные, разумеется. У совдеповских властей – винтовки и насилие, ну продразверстка там, комбеды… У нас – Кредитные товарищества с неограниченной ссудоспособностью, школы и всякая гуманистика, в том числе медицина сельская, на возрожденных принципах земства, то есть с душой, с любовью… Куда мужик попрет?
– Безусловно, к нам.
– То-то и есть. Разумеется, самые крупные паи в Кредитках у наших людей, но и бедняцкому элементу вход открыт – так, чтобы к севу никто не оказался безлошадным, без семенного материала… Это в общих чертах. Но есть детали: умелая агитация против советской власти. Агитация сопоставлением: продотряд приехал – ограбил село, а Кредитное товарищество – сейчас же на выручку ограбленному. Кредит долгосрочный – на год, на два, на три, на пять лет. И диффамация: шельмование местных властей. Тут все допустимо – от пьянства крепких зажиточных мужиков с коммунистами до провокационного мордобоя… Ну да вы представляете себе.
– Так. А чем «прикрыть»?
– «Союзом трудового крестьянства». Или «Всероссийским съездом трудящихся землеробов». Но я лично больше склоняюсь к «Земскому Собору». Звучнее, солиднее, привычней верующему мужичку-середняку… Хорошее, созвучное русской душе словосочетание.
– Пожалуй, – улыбнулся иркутский гость. – Только не «Учредительное собрание»! Учредилка провалилась, о ней даже поминать не нужно.
– Да, конечно. Конкретно ваша роль: вы – служащий Томского ГубОНО, разъезжаете по селам и весям, инспектируете народные училища и приходские школы, прощупываете учительский состав и, елико возможно, сажаете учителями наших людей, устраиваете их быт за счет местной Кредитки, прибиваете на школах новую вывеску: «Советская школа номер такой-то», – вручаете учителям новехонькие штампы и печати с советским гербом и регистрируете эти атрибуты школьной национализации в местном Ревкоме, как акт политической благонадежности и школьного начальства и самого инспектирующего. Вам будет вручено пока пятьсот новеньких штампиков и печаток. Их уже изготовили. Несложно?
– Как будто…
– А вот теперь начнется сложное. В каждом селе, в каждой деревушке, имеющей школу, надо создавать родительские советы.
– Это что же, наш комитет? Неплохо придумано, неплохо.
Доктор поднял вверх указательный палец:
– Пока это экспериментально. Ведь и большевики тоже не спят. Они мечтают о коммунизации школ. В городах у них скандал за скандалом. Сунут коммунисты своего учителишку, а мы его – помоями: или, мол, у Колчака служил, или уловили за молитвой, или папаша был фабрикантом. Кроме школьных родительских советов вам предстоит еще спиритизация местной интеллигенции.
– Что, что?…
– Разведение спиритических кружков… Не удивляйтесь. Модная штука это столоверчение. Мы иногда в наши кружки и коммунистов вовлекаем.
– Нет уж… лучше без.
– Всякое случается. Но главное – прибирайте к рукам Кредитные товарищества. Словом, накопление сил. Организация и собирание воедино земли Русской. Восстания мы начнем повсеместно, по всей Сибири, Уралу, Средней России. Для европейской части очаги движения в Тамбовском, Кирсановском, Борисоглебском уездах. Для азиатской – Петропавловск, Акмолинск, Кокчетав, Курган, все Семиречье, Омская округа и наша Томская губерния, во главе с Новониколаевским и Колыванским уездами, а там весь Алтай хлебородный поднимем…
– Сроки восстания подработаны?
– Этого никто не знает, кроме Дяди Вани. Во всяком случае, не раньше уборки урожая этого года.
– Так. Все понятно. В «шкрабы» меня, следовательно? Что ж, могу и столяром, и «шкрабом» могу. «То мореплаватель, то плотник». Слушайте, Андрей Иванович, а деньги? Я ведь ничего не привез…
Повесть «Принципиальность», основанная на документально-историческом материале и открывающая книгу Георгия Лосьева, рассказывает о чекистах-дзержинцах, которые в своей борьбе против врагов революции умели быть гуманными и справедливыми, карая только тех, кто действительно был опасен советской власти.«Рассказы народного следователя» уже известны по книге «Самоубийство Никодимова».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В истории человечества героизм и подлость всегда шли на параллельных курсах, а где-то меж ними болтались обывательщина, трусость, бесхребетность. И всегда так получалось, что мечется-мечется трусливая душонка меж двух полюсов, и в конце концов притянет ее течением к низости, подлости».Широко известные произведения о борьбе чекистов и работников уголовного розыска против врагов Советского государства в годы нэпа.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.
Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.
На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.