Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии - [78]

Воспоминания очевидцев об ужасах колымских лагерей переведены на многие языки. Евгения Гинзбург в романе «Крутой маршрут»[40] рассказывает о «детском комбинате», организованном для детей женщин-заключенных. Малышей не брали на ручки, редко кто из четырехлеток умел говорить. Варлам Шаламов в «Колымских рассказах»[41] изображает мир, в котором невинных заключенных поставили обслуживать заключенных-преступников, где товарища можно убить из-за свитера и где невозможно не пялиться на еду, которая исчезает во рту соседа. Шаламов уверен, что ГУЛАГ «не укрепляет характер, а растлевает человеческую душу»[42].

Гораздо трагикомичнее Колыму изобразил вице-президент США Генри Уоллес, он описал свою поездку в июле 1944-го[43]. Во время войны США перебросили в Советский Союз с Аляски через Сибирь 8000 самолетов, за них Союз расплатился в том числе и колымским золотом. Уоллес нахваливает развитость региона, ни разу не упомянув лагеря, хотя в реальности все рабочие там были заключенными.

В маленьком городке Сусумане я познакомился с Надеждой Емельяновой, ее отца отправили сюда в 1947 году. Лишь во взрослом возрасте она стала расспрашивать его, почему она родилась на Колыме. Отец так все и не рассказал. «Дети знали меньше всех. Знаю только, что он руками из шахт доставал золото. Их дом на Украине снесли, и мама целую зиму прожила в землянке с моей годовалой старшей сестрой». Когда отца освободили, мать тоже приехала на Колыму, тут и остались. «Золото не запачкаешь. Так и с честного человека грязь смоется. А если душа черная, никакие офицерские погоны ее не заставят сверкать», – добавила Емельянова.

Русский ГУЛАГ не стал достопримечательностью, как музей в Освенциме[44]. От колымских лагерей мало что сохранилось, но помнить о них, конечно, помнят.

Михаил Шибистый в тещином магазине в Сусумане открыл «Мемориальный народный музей ГУЛАГа». Каждое лето он бродит по горам и тайге, собирая обрывки колючей проволоки, ржавые лотки для промывки золота и куски одежды. Самый интересный экспонат – папка, в которой детально зарисованы в цвете все найденные им золотые слитки. Мы с Михаилом отправились на кладбище лагерных времен, оно находится за чертой города. Там стоят деревянные столбики, на которых выбиты даже не имена покойников, а номера.

Сусуман с населением в 5000 человек производил жуткое впечатление. Мороз тут иногда достигает – 50 градусов, город был укрыт густым туманом, от влажности щипало лицо. Люди семенили меж унылых домов, собаки рылись в мусоре. В городе работает золотодобывающая компания и автомобильная испытательная станция, которая испытывает оборудование «Тойоты» при невероятном морозе.

Из Сусумана уехать было непросто. Но впереди было еще почти 400 километров пути до Усть-Неры, это уже Якутия. Машин на дороге мало, маршрутки не ходят. На помощь мне пришел перевозчик угля. Маленькие поселки отапливаются углем, который добывают в области. Автостоп на Колыме – это не долгое ожидание на обочине дороги с заледеневшей рукой, а меткий удар в тот момент, когда грузовики, перевозящие уголь, собираются вместе.

«Отчаянный человек», – сказал водитель Сергей Кузьмич и взял меня к себе. Он ехал на самосвале «Татра», сделанном еще в Чехословакии. Мой чемодан не уместился в кабину, поэтому Кузьмич забросил его в прицеп прямо на груды угля – нежный бежевый цвет приобрел более темный колымский оттенок.

На самом деле 56-летний Сергей был уже на пенсии, но за развоз угля зимой столько платят, что он продолжает работать. На заработанные деньги он даже в Таиланд съездил. «Татра» со скоростью пешехода преодолела перевал высотой чуть больше километра. Мы проезжали речушки с очаровательными названиями: Апатия, Сюрприз и Подумай. Уже в ночи прибыли в поселок Артык, грузовик поставили к другим в недра огромного депо. Тут же нашелся и ночлег – аскетичное общежитие для водителей.

Из Артыка я уже ехал на углевозе марки «Вольво» с Владимиром Шумаровым. По дороге мы выручили его коллегу, у которого отказала рессора прицепа. Даже металл не выдержал больше –50 градусов. У другого водителя повредился тормозной шланг. Шумаров оказал ему первую помощь, и водитель поехал дальше. Колымскую трассу считают самой опасной в мире, но есть и более страшные горные дороги. А то, что она самая холодная в мире и, соответственно, особо опасная, – это правда. Беда может случиться с каждым, поэтому никто тут не проезжает мимо, все помогают друг другу. Если дальше уже никак, снимают покрышки и разжигают из них костер.

По серпантинной дороге мы поднялись на самую высокую точку Колымы, к Ольчанскому перевалу, почти 1200 метров над уровнем моря. Полчаса назад термометр показывал –51 градус, а сейчас всего –37. Тут, на вершине горы, было теплее, чем внизу. Это происходит из-за инверсии воздушных масс. Холодный воздух более тяжелый, он опускается в долины, а на его место поднимается более теплый. Прекрасный повод сделать перерыв и заскочить в туалет, заботливо поставленный тут дорожным управлением. Ледяная деревянная кабинка с заиндевевшими стенами гордо торчала в самой высокой точке перевала.