Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии - [53]

Эвено-Бытантайский улус, в котором находится Саккырыр, всегда жил своей жизнью: даже советская власть установилась тут только в 1930 году. Половина населения – якуты, они разводят скот и лошадей. Вторая половина – эвены. По языку они полностью оякутились, но все еще занимаются традиционным оленеводством. В горной тундре живут 16 000 оленей улуса, то есть десятая часть всех оленей Якутии.

Здесь можно купить все: и оленину, и говядину, и конину, и разную дичь, а вот овощи и фрукты найти сложно. Пришлось нам сесть на кетодиету[32]. В магазинах овощей и корнеплодов мало, и стоили они бешеные деньги. В Саккырыре мы купили самую дорогую в нашей жизни картошку – 350 руб. за килограмм. Во время нашего визита полки магазинов угрожающе пустели, а фуры с продуктами все не было и не было. Когда же груз наконец прибыл, нам еле-еле что-то удалось купить.

В деревне было много семей с детьми. Мы зашли в Дом культуры на танцевальный вечер, посмотрели, как танцуют хип-хоп и фламенко. Похоже, что отсюда молодежь не уезжает толпами. Семьи получают субсидию на строительство жилья – 70 % от стоимости, и дома построены на вид очень даже прочно. В Якутии, в Республике Саха, придерживаются щедрой региональной политики: 95 % бюджета Эвено-Бытантайского улуса – субсидии из бюджета республики. Республика оплачивает доставку базовых продуктов питания – муки и картошки. Существенная статья расходов – топливо на обогревание, его привозят в объеме 400 000 тонн по автозимнику, который открыт четыре месяца в году. Электричество работает на дизеле, расход дизеля составляет 1500 тонн в год, то есть 200–300 фур.

Поддержка для таких областей из бюджета оправданна. Богатство России держится на природных ресурсах Сибири, их добывают на территории проживания коренных народов. Правда, в Саккырыре еще ничего не бурят, хотя в земной коре и нашли золото, серебро и платину. «Ну и хорошо, – сказал Иван Горохов, пожилой глава района, с которым я беседовал в здании администрации. – К раскопкам я отношусь с подозрением. Это нехорошо ни для экологии, ни для водоемов. Наше богатство – изолированность, которую мы можем продавать туристам».

Правда, туристы мы тут, наверное, единственные. Да и наш отпуск чуть не пришлось прервать, так как у старшего сына выступили гнойники и поднялась температура, но, к счастью, мы его вылечили и смогли догулять каникулы до конца. А детям остались воспоминания о комнатах, где мы потели, и маленькой деревушке среди заснеженных гор.

В Саккырыр народ вез яйца, а на обратном рейсе у многих был такой же, как у нас, большой белый пакет с мясом. Из солнечного отпуска возвращались мы с оленьей ногой. В Якутске, на парковке аэропорта ждал наш дорогой «уазик». С разряженным аккумулятором.

Болезнь

Белые дети принесли в Сибирь ветрянку, получив взамен глистов и фурункулы.

Тёхтюр, Саккырыр

Упс! Похоже, мы привезли эпидемию в нашу деревню.

Белый человек, в данном случае белые дети, заразили коренное население Сибири хельсинкской ветрянкой. Уже в первую неделю в Тёхтюре наш младший покрылся волдырями. Мы знали, что в его финском садике была ветрянка. Потом старшего обсыпало прямо в школе. На следующий день он остался дома, но разносчики инфекции уже пошли дальше. В считаные дни финская ветрянка молниеносно пронеслась по классам. Видимо, эпидемия продлится все начало осени.

«Зеленкой, зеленкой! Намажьте зеленкой!» – наказывала наша хозяйка Октябрина. «Зеленка» – зеленая жидкость, самое популярное в России средство очищения кожи, это брильянтовая зелень, растворенная в спирте. Нанесенная на кожу, она оставляет темно-зеленые пятна. Из-за этого ее свойства в России зеленкой обливают людей, чтобы покрыть позором, например оппозиционного политика Алексея Навального.

В школе нам приказали отвести нашего пятнистого ребенка в «фельдшерско-акушерский пункт». Так в России называют сельский медпункт, в котором нет постоянных врачей. «Что не мажете зеленкой?» – отругала нас фельдшер. Бесцветное дезинфицирующее средство, которым обрабатывала волдыри жена, не подходило – только зеленые пятна гарантировали эффективное лечение.

Фельдшер довольно серьезно подошла к нашей ветрянке. Она даже запретила нам ходить по селу – дети должны находиться в помещении или во дворе. Видимо, она уже получила нагоняй за эпидемию от недовольных родителей. Наш старший скоро вернулся в школу, а вот младших пустили в садик только после долгой и тщательной проверки, а также письменного заключения фельдшера. Фельдшер всегда обследовала детей по одной и той же схеме. Просила сказать «аа» и показать руки, ощупывала лимфатические узлы на шее и пальцами оттягивала нижнее веко. Дети дома даже начали передразнивать ее.

Школьная медсестра каждое утро в классе старшего сына начинала с проверки тел. И еще много недель спустя его одноклассников одного за другим подкашивала болезнь. Мы удивлялись, неужели никто из детей тут до нашего приезда не болел ветрянкой? Если думать позитивно, то мы им оказали услугу – во взрослом возрасте ветрянка переносится гораздо тяжелее.

Хорошо еще, что мы не только раздавали болезни другим, но и получали их взамен. Всю осень у нас были различные проблемы со здоровьем. Уже в первую ночь в Тёхтюре жену и детей рвало. Первые недели у нас был понос и другие проблемы с желудком. Мы решили, что это из-за питьевой воды. По наказу Октябрины мы кипятили воду, которую привозила машина-водовоз. Ее набирали в одном из озер на лугах у реки, вода стоялая, а на берегу кони и коровы целыми днями испражнялись. На Рождество мы поехали в Финляндию, и в анализах кала у нас обнаружилась патогенная кишечная палочка (коли-бактерия), возникающая при фекальной инфекции. Много раз потом в течение года нам приходилось пить глистогонное.