Швейцария на полкровати - [38]

Шрифт
Интервал

- И тут я протрезвел, - сказал Кока.

- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.

- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.

"Некоторые" замолчали.

И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку. Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную, ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали друг другу в объятия.

Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку. Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан. Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.

- В Кзыл-Орду, - попросил билет.

Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.

- Кызыл? - переспросила кассирша.

- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.

Но у него получилось ближе к "ага".

На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:

- Регистрация уже началась.

- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.

- Ага-ага, - ответили ему.

В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух, увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей непонятная гористость.

- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.

- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.

- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.

Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый телефонный звонок.

- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.

- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!

И положил трубку.

- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего подъезда.

До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.

Кока много лет свято хранил эту тайну...

...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.

- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...

- Остановился.

Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем. Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника, отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки, обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"

- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.

- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл улетают.

- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна Лукьянчикова.

- Проехали, - выдал себя Мошкин.

Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".

ПРЫЖОК СО СТАРТА

Кока прочитал в книжке, как средней ноги прыгун в высоту в немецком концлагере превзошел личный рекорд - перепрыгнул двухметровый забор из "колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю зону. Прочитал и долго чесал затылок от невероятных тайн, заложенных в человеке и в нем самом, в Николае Патифонове. Он перемахнул два метра "колючки" вообще не представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают. За всю жизнь выше оградки палисадников не скакал. Да и то во времена, когда школьная молодость в штанах бурлила - девчонкам цветы воровал. А прыгал в высоту, если хозяин цветов с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко не парубок, под тридцать катило, а два метра с гаком взял без всякой разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...

Накануне уникального результата, за ужином в кафе, Мошкин под "Варну" поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.

- Я думал, все - тапочки! - сделал зверскую мину Мошкин.

"Тапочки" - термин, означавший отнюдь не безобидную обувь у кровати, недавно попал на балаболистый язык Мошкина и прижился на нем за лаконизм, цинизм и натурализм.


Еще от автора Сергей Прокопьев
Отелло с кочергой

«Чудес на свете много, их все не перечесть». Большая часть этой книги посвящена «чудесам» нашей нескучной жизни: НЛО, экстрасенсам, «народным» целителям, «истинным» вероучениям, выборам.Рассказы Сергея Прокопьева просты и одновременно по-чеховски мудры. Вместе с писателем мы весело смеёмся над нелепицами нашей жизни, над незадачливыми персонажами, которые всё время попадают в какую-либо историю. Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу, задуматься над смыслом человеческой жизни, над смыслом нашей эпохи.


Ёксель-моксель

К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются.


Клизмой по профессионализму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ключик на старт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сорок бочек арестантов

К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться… От щекотки тоже смеются.


Ларек «Пузырек»

Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются. Таков смех у большинства современных эстрадных юмористов. Проза Сергея Прокопьева тоже вызывает улыбки и смех, но здесь смех — удивление, смех — восхищение, смех — грусть. Автор любит своих героев и никогда не позволит над ними насмешки.