Швейцария на полкровати - [29]
- Конь о четырех ногах и то об асфальт запинается. Заболтался с вами, "пилить - не пилить"... Сразу надо было пилить...
- Мне завтра картошку копать, - сказал Вася-маслопуп. - Сожрет баба, если не приеду.
- Раньше медведь сожрет, - подбодрил товарища Титарев. - А ко мне завтра купец за спиртом должен приехать.
- Придется кому-то на кедр лезть, - сказал Андрей Степанович.
- Ты у нас спец ОБэЖистый, - подхватил идею Вася-бес, - вот и лезь, поищи по народным приметам, где север, где восток. И по веткам пощелкай, раз такой Щелканыч, посбивай шишки. А то кедр ему жалко пилить...
"Вид-то!" - забравшись на дерево, восхитился Андрей Степанович.
Привязку к местности произвел с первого взгляда, поэтому со спокойной душой за будущее предался восторгам открывшейся панорамы.
В ней до горизонта преобладали таежные краски. Густая зелень с желтыми вкраплениями. Километрах в пяти возвышалась грива. Перед ней лежало длинное сухое болото, по которому заходили в тайгу. На болоте в несколько островков пламенели осинки. "Здесь где-то в старину гать проходила, - вспомнил рассказ Вовы-проводника Андрей Степанович, - ответвление от Екатерининского тракта... Жили люди... Дороги для лучшего прокладывали..."
Внизу завизжала "Дружба".
"Вот уж бес, - подумал Андрей Степанович, - все-таки пилит. Меня специально наверх загнал".
"Держаться будем вправо от топи", - наметил пути выхода...
И вдруг кедр завибрировал.
- Вы что, охренели?! - закричал вниз в надежде на здравый смысл. - Я ведь разбиться могу!
Шум пилы заглушал глас терпящего бедствие. Теория ОБЖ рекомендаций, как вести себя в случае подобных действий компаньонов, не давала. Андрей Степанович заспешил вниз, надеясь успеть сказать пару ласковых друзьям-товарищам до образования пня. Однако скорость спуска значительно уступала скорости пиления. Кедр закачался и пошел в сторону топи. Андрей Степанович, теряя опору под ногами, ухватился за сук, но, на свое счастье, не удержался. Обгоняя дерево, камнем полетел в трясину. Плюхнулся, только брызги полетели. Ветки вскользь хлестанули по спине.
"Повезло, - вынырнул из жижи. - Только бы не засосало".
Смертельная опасность целила с другой стороны.
Раздался выстрел, над ухом просвистел заряд дроби.
- Вы что? - заорал, чуть приподняв голову.
Вася-бес бежал с ружьем.
- Думали, медведь свалился. У тебя куртка черная...
- Спилили да еще чуть не продырявили...
- Кедры перепутали.
- А че палить начал? У тебя ведь патроны на рябчиков.
- Перепугался герой! - хохотал Титарев.
- Как закачу щелбан в лоб, - замахнулся на Васю Андрей Степанович, выбравшись из жижи.
- Ты че! - загородился Вася ружьем. - Без того голова со вчерашнего раскалывается. Лучше скажи, ОБэЖесное направление определил?
- А как же!
- Хорошо, что не утоп, - сказал Вася-маслопуп. - А то мне на картошку завтра.
- И не застрелили, - добавил Титарев.
- И не распилили, - хихикнул Вася-бес.
И тут мощный порыв ветра прошелся по вершинам деревьев. Один, второй... Первые сорвавшиеся шишки тяжело зашлепали по земле. А потом кедры заговорили-заговорили от ударов плодов по веткам. Пошла паданка...
- А мне на картошку завтра! - со слезой сожаления произнес Вася-маслопуп.
- Халява! - закричал Вася-бес. - Халява!!
И мужики, как дети счастливые, бросились собирать шишки.
ЁЛКИ ЗЕЛЁНАЯ
Равиль Мухарашев ел сало, а ведь татарин с любого бока. Ладно бы Назарко или Низенко затесались среди бабушек и дедушек. Татарва кругом. Хотя и сибирская. Мухарашевы, Урамаевы да Хайрулины. Ни одного хохла-салоеда.
Тем не менее Равиль шел вразрез со статьями Корана. И не только по салу. Скоромным продуктом спиртосодержащие жидкости закусывал. Праздновал караемые Аллахом запреты: ни грамма сала, ни капли самогонки.
И это не все. Кабы Равиль, натрескавшись сала, накушавшись водки, баиньки зубами в стенку заваливался. Нет, пьяные руки чесались по рычагам трактора. Душа, залитая самогонкой, ублаженная салом, требовала скорости. И летал ДТ-75 с моста в реку, "Беларусь" брал на таран сельский клуб, "Кировец" прореживал столбы на улице.
Заканчивайся этим список грехов пьяных, было бы полбеды. Однако сало, водка и приключения тракторные не в дугу Равилю, если жену не погоняет.
Будь она из Петровых или Смирновых, еще туда-сюда. А тут, с какого бока ни возьми, Муслима без всяких примесей. Единоверка. Но Равиль, как подопьет, с порога: "Богомать!.." - и далее в режиме ненормативной лексики. Хотя и исключительно русской. После чего включается рукоприкладство.
И несется Муслима по селу, дети в охапке, где бы переночевать, переждать бурю.
Так и жили.
В тот переломный день Равиль не на кочерге пришел домой, а чуть губы помазавши. Но хотелось кочерги. Начал просить на бутылку. И тут впервые Муслима заявила:
- Я тебя отравлю!
- Сам повешусь, елки зеленая, раз не даешь на пузырь! Дашь?
- Туда тебе и дорога, - не испугалась самоубийственных угроз супруга. Не придется руки марать!
Ах так! Равиль отложил на время проблему кочерги и полез на сеновал. Набил комбинезон сеном, лямки поверх куртки пропустил, в которую тоже сена напихал. Для полного правдоподобия сапоги приделал. На голенища гачи натянул, штрипки на подошвы вывел. И так приспособил двойника под навесом, что полная иллюзия - Равиль повесился. Один к одному похоже на страшную трагедию.
«Чудес на свете много, их все не перечесть». Большая часть этой книги посвящена «чудесам» нашей нескучной жизни: НЛО, экстрасенсам, «народным» целителям, «истинным» вероучениям, выборам.Рассказы Сергея Прокопьева просты и одновременно по-чеховски мудры. Вместе с писателем мы весело смеёмся над нелепицами нашей жизни, над незадачливыми персонажами, которые всё время попадают в какую-либо историю. Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу, задуматься над смыслом человеческой жизни, над смыслом нашей эпохи.
К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Сергею Прокопьеву определения юморист и сатирик мало подходит. Он прежде всего — писатель. И если литература — зеркало жизни, то его рассказы, безусловно, подтверждают эту истину. Они отражают нашу жизнь, но под самобытным авторским углом. В большей степени Сергей Прокопьев, если так можно выразиться, иронист. Мягкая, беззлобная ирония пронизывает все его рассказы.Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться… От щекотки тоже смеются.
Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются. Таков смех у большинства современных эстрадных юмористов. Проза Сергея Прокопьева тоже вызывает улыбки и смех, но здесь смех — удивление, смех — восхищение, смех — грусть. Автор любит своих героев и никогда не позволит над ними насмешки.