Шведский всадник - [53]

— Да ведь в одной только Силезии сотни таких имений, а ведь еще есть Померания, Польша, Бранденбург и тысяча других стран, где я мог укрыться, — перебил его Шведский Всадник, но голос его прозвучал уже не так уверенно, как в начале беседы.

— Долго им искать не придется! — отрезал Брабантец. — Стоит только барону навести справки среди силезского дворянства, и он живо узнает про то, как ты удивил всех, когда семь лет тому назад появился невесть откуда с битком набитым кошельком. Естественно, он начнет тебя подозревать — приедет как бы в гости да и сведет тебя лицом к лицу с Лизой. А уж она-то тебя вмиг опознает! Надеюсь, ты знаешь, что будет дальше… Поэтому не теряй времени, а лучше делай как я. Сматывайся за границу. Нельзя жить в постоянном страхе. Послушай моего совета, атаман, уезжай — там, за горами, тоже живут люди.

— Да, — прошептал Шведский Всадник. — Я должен бежать. Но сердце мое не вынесет этого…

— Ну и оставайся, черт с тобой! Ступай на пытки, каторгу или виселицу! — взорвался наконец Брабантец. — И чего только я время зря тратил? Никто не бывает так глух, как не желающий слышать!

Он достал из кармана золотые часы с репетиром и поднес их к глазам.

— Мне пора, кучер уже заждался, — сказал он уже более спокойным тоном. — В конце концов речь идет о твоей шкуре, а не моей. Я рассказал тебе все как есть, так что ты предупрежден. И если тебе придется худо, то тут уж я не виноват!

Они молча прошли по аллее до коляски Брабантца. Кучер поклонился им и вскочил на козлы. Брабантец влез в коляску, перегнулся через борт и тихо, так, чтобы кучер не мог расслышать, проговорил:

— Атаман, я уважаю твое мужество. Ты хочешь остаться и принять бурю на себя. Но у меня болит сердце за твою дочь. До конца дней своих ей придется жить с сознанием того, что ее отцу выжгли на лбу колесо и виселицу, а потом отправили на галеры… А теперь прощай, атаман, и Бог тебе в помощь! Allons![26] Кучер, трогай!

Шведский Всадник долго смотрел вслед коляске. Последние слова Брабантца ножом резанули его по сердцу. Теперь он точно знал, что должен бежать. Бежать, чтобы спасти своего ребенка.

Но куда? Куда и как?

Пока он стоял, вслушиваясь в замирающий вдали шум колес, его посетило внезапное видение.

Он увидел себя в голубом шведском мундире посреди королевской конницы, скачущей по необозримой степи. Вокруг него гремел шведский военный гимн, вырывающийся из сотен глоток и взлетающий высоко в небо. Над головами у всадников кружили хищные птицы. Поблизости громыхали пушки, развевались рваные знамена и мушкетные пули разили всадников: люди и кони падали справа и слева от него. Вот одна пуля вонзилась ему в грудь, и, не почувствовав боли, он с невыразимым ощущением счастья начал падать с коня…

В ту же ночь он рассказал обо всем, что узнал от Брабантца, Вейланду и Сверни Шею, наказав им приготовиться к отъезду в шведскую армию. Они приняли это известие с радостью, потому что работа в хозяйстве им давно надоела. Они даже чокнулись за здоровье атамана — так они были счастливы этой новой перемене в их жизни. Им грезились прежние времена, когда они как соколы носились по стране. Кроме того, они надеялись под началом своего атамана разжиться богатой военной добычей и снова стать состоятельными людьми.

Но для Шведского Всадника и Марии-Агнеты это был самый тяжелый час в жизни. Когда он сообщил ей, что долг заставляет его послужить шведскому королю в походе против московитов, Мария-Агнета посмотрела на него невидящим взглядом, не в силах понять, правильно ли она расслышала сказанное. Ему пришлось повторить еще раз: «Я получил из ставки короля срочный вызов. Такие же письма пришли и другим шведским офицерам, состоящим в отставке и проживающим за границей. Мне нужно срочно явиться в шведский лагерь с двумя полностью экипированными и вооруженными людьми».

Она разразилась плачем. Сотрясаясь от рыданий, она упрекала его, что он думает только о своей военной карьере да славе, которую надеется заслужить в войсках своего короля, а о ней с ребенком и вовсе позабыл. Наверное, его любовь к ним угасла без следа.

Он приложил все силы, чтобы разуверить ее. Признаться в действительной причине отъезда он не мог ни и коем случае. Он не смел даже намекнуть на то, что его гонит прочь забота о ней и о будущем счастье дочери, что их дороги должны разойтись ради их же блага и что в шведской армии он ищет не славы, а честной солдатской смерти, которая заменит ему позор, ожидающий его, если он останется в имении. А потому он твердил ей одни и те же неутешительные доводы:

— Сердечко мое, мое сокровище, ты же знаешь, что моя любовь не остыла, что она горит во мне, как и прежде. Ты — мой ангел и мое счастье! Во мне ничего не изменилось со дня нашей первой встречи. Но я — офицер короля и должен идти на его зов. Семь лет я стоял в стороне от войны, но теперь сам король призывает меня, и я обязан выполнить его приказ. Не плачь, милая! Разве ты не обещала, что примешь из моих рук все хорошее и все плохое с любовью и доверием?

Она горячо обняла его.

— А ты? — в отчаянии спросила она. — Ты не клялся мне быть со мною до тех пор, пока нас не разлучит смерть? Как я смогу жить без тебя? Что мне твой король? Этот жестокосердый вояка никогда не любил ни одну женщину, их ему заменяла слава…