Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - [12]

Приказчик, которому выпала доля быть Искариотом, стоял и неуверенно месил сапогами снег. Между тем ростовщик шумно вздохнул и заявил:

— Передай своей хозяйке привет от ее крестного, барона фон Зальца из Дюстерло и Пенке, да скажи, что он больше не даст ей ни талера, ни гульдена и ни крейцера. И не нужно ему в залог ни фруктового сада, ни права на пашни… Но вот если она захочет продать свою верховую лошадь Диану и борзого кобеля Ясона, то я, так уж и быть, дам ей восемьдесят гульденов. Так и скажи барышне. Если не захочет, то черт с ней. Как поговоришь, сразу же вели запрягать — мне пора домой.

«Господи помилуй! — вздохнул про себя бродяга. — Так он все-таки из знатных! Бароном себя называет и оружие носит, а ведет себя как ростовщик, несмотря на всю свою дворянскую честь. Нет, чем быть таким дворянином, лучше уж жить в нищете!»

— Восемьдесят гульденов — это мало, — возразил приказчик. — Ваша милость прекрасно знает, что один борзой пес стоит пятьдесят.

— Восемьдесят — и ни крейцера больше! Да и то я при этом сильно прогораю. Кормить верховую кобылу и борзого пса стоит дороже, чем зажарить обоих на вертеле!

— Ну уж ваша милость сама знает, как она выиграет на этой сделке, — проблеял приказчик с лукавой усмешкой. — Да ведь барышня будет каждый день стучаться в вашу дверь! Недаром же она все время говорит, что не может жить без своих Дианы и Ясона.

— Думаешь, она и впрямь будет стучаться в мою дверь? — спросил ростовщик. — Что ж, если придет, не прогоню. Скажи ей, что у ее господина крестного, барона фон Зальца, характер похож на траву базилики, что растет в садах: если его грубо схватят, он воняет, как черт, и царапает глаза, но, если его нежно погладят, он издает прелестный аромат!

— Непременно скажу, каждый день буду повторять! — пообещал приказчик. — Но только за сто десять гульденов! Восемьдесят для барышни и тридцать для меня. Я всегда был преданным слугой вашей милости и всегда соблюдал вашу выгоду!

— Хватит тебе и двадцати! — отрезал бородач, который явно пришел в доброе расположение духа. Затем оба отправились в дом, а бродяга поднялся с земли и отряхнул с одежды снег.

«Да тут явно собачий сговор! — подумал он. — Если уж здесь заправляет такая шельма, то хозяева наверняка и слова не могут сказать. Бедный господин фон Крехвиц! Придется рассказать ему, что у него в овчарне чумная зараза, что приказчик продает хозяина его же собственному крестному отцу и что слуги со служанками целыми днями бьют баклуши. А если он узнает, что с ним творят, то, глядишь, и расщедрится на тарелку супа да кружку пива, хотя, видит Бог, я готов ему помочь и задаром!»

Он выпрямился. Поскольку он так и не понял, что старого хозяина давно нет в живых и что двое христопродавцев говорили о его погребении, в его сознании забрезжило новое желание: пусть он пришел сюда просителем за Торнефельда, но теперь, после всех увиденных им безобразий, он, вор из воров, чувствовал себя единственным честным человеком на земле, и, как честный человек, он был обязан поговорить по душам с хозяином поместья.

Он больше не хотел пробираться в чужой дом, словно крот в цветник. Теперь, когда он впервые в жизни шел праведным путем, шел ради справедливости, ему не нужно было скрываться от посторонних глаз. Он бесстрашно направился к двери, чтобы сказать правду владельцу дома.

Но не успел он постучать в дверь, как ему пришлось в ужасе отпрянуть за угол. Из дому выходили два драгуна — смертельные враги его лично и всех бродяг вообще. Они несли фонарь и торбы с овсом. При виде их бродяга забыл про свои честные намерения. Прежний страх овладел им, и он стремительно побежал вокруг дома. Драгуны побросали торбы на снег и ринулись за ним.

— Кто там? А ну, отзовись! — неслось ему вслед. — Стой, стрелять буду!

Но он, конечно, не остановился. Он выскочил за угол дома и сломя голову помчался по аллее, спасая свою жизнь. И тут послышались голоса с другой стороны.

Как вкопанный он застыл на месте. «Куда теперь? — проносилось у него в голове. — Куда?»

Чистившие проезд слуги успели наметать по обе стороны аллеи сугробы снега и уйти далеко вперед. Бродяга в отчаянии бросился на землю и глубоко зарылся в снег. Там он и лежал, затаив дыхание и не шевелясь, а драгуны между тем пробежали мимо и обратились к работникам.

— Куда подевался этот парень? — донеслись до него их голоса. — Не черт же его унес?

Когда все стихло, он осторожно поднял голову из сугроба: солдат нигде не было видно, но они могли в любой момент появиться вновь. Он огляделся по сторонам — работников тоже не было поблизости. Он осторожно выбрался из снеговой кучи. Куда теперь? Прямо перед ним на высоте двух человеческих ростов виднелось темное окно с широким подоконником. «Только бы залезть!» — подумал он, разбежался и прыгнул. Ему удалось ухватиться за карниз и подтянуться, разодрав при этом в кровь руки. Затем привычным воровским приемом он выдавил боковое стекло, открыл окно и бесшумно сполз вовнутрь.

Вот таким образом, промокший и полузамерзший, с кровоточащими от ран руками, дрожащий от страха и смертельно усталый, он впервые ступил в дом, где ему через два года предстояло стать хозяином…