Схватка со злом - [39]

Шрифт
Интервал

Комната, полученная от завода в новом доме, довольно просторная, с двумя окнами. Мебель в ней старая, обшарпанная и скрипучая. Буфет, стол с клеенкой, шаткие стулья и одна высоко взбитая кровать (дети спят на полу). Это все, что сохранилось от молодости, от недолгого и смутного, как давно позабытый сон, счастья Захара Звонарева с женой Марией — когда-то веселой, а теперь высушенной до дна, придавленной накрепко шальной мужниной жизнью. Счастье! Если и помнят его здесь, так только вещи. После свадьбы вот на этой самой кровати думали они ночами, обнявшись, Захар и Мария, как назовут первого своего сына. Витька этого знать не может…

Отец еще морщится от водки, передергивает плечами. Мама гладит подушку и смотрит не моргая, будто она в кино, в стену. Степка с Веркой уже улеглись на тюфяке, за буфетом.

Отец трудно поднимает голову:

— А… Заявился, п-паскудник! Где бро…бродяжничал? — Но тут же забыв про вопрос, он ватной от хмеля рукой подталкивает недопитый стакан. — Н-на!.. Разрешаю, говорю… Н-ну?..

Что ж, Витька не прочь, ему не привыкать. Правда, сама по себе водка невкусная, даже противная. Но зато потом в животе заворочается приятное тепло и нахлынет откуда-то легкая, отчаянная смелость. И тогда, кажется, что все хорошо и нет в мире ничего плохого — ни школ, ни колоний, ни милиций…

Подражая отцу, Витька смаху выпивает два больших глотка и крякает. Мама почему-то уходит на кухню.

— И катись к… к черту! — кричит ей вслед отец и вдруг поникает, бормочет бессвязно и жалобно: — Загубили… один буду, один… Все сволочи… Один под забором…

Витька не умеет утешать:

— Ну брось же. Ну ладно тебе…

Обычная его настороженность, холодная и недобрая, тает. Под языком у горла становится сладковато. Какая-то слепая сила, всколыхнувшись, тянет Витьку сейчас прижаться к отцу, рассказать ему про себя все-все, чтоб он понял… Но внезапный порыв сразу тухнет. Тот, очнувшись и стряхнув пьяную свою слабость, обводит медленным мутным взором стакан, бутылку, застывает на Витьке — снова чужой и опасный:

— А, ты… — К отцу опять подступает злоба. — Где бро… бродяжничал?..

— Так… гулял…

— По карманам гу… гулял? У-ух, паскудник! Сидел бы в колонии, гнил бы… Письма какие слал, н-ну? Спаси, па-папочка, помоги… Кто вызволил? Кто, говорю?..

— Ну, ты…

Витька жалеет, что пришел домой. Лучше бы на трамвае туда-сюда поездить или на лестнице переждать. Холода, дурак, испугался. Теперь-то трепка обеспечена, ясно. Нужно хоть постараться смолчать, тогда он стукнет пару-тройку разков и отстанет. А если не вытерпеть — дело дохлое, распалится и так приварит…

Отец, шатаясь, поднимается — плохой признак.

— Я вызволил! Думаешь, за те… тебя вступился? На, в-видел! Не сын ты мне… у-у, пакость! Степка мне сын… он мне сын, а ты хоть подохни — тьфу! — Он бьет кулаком по столу, напрягается и багровеет. — А фамилие свое з-звонаревское позорить не дам! Не допущу, чтобы мне разные там эти… указывали мне… в рабочую душу лезли. Если чего такого сызнова коснется… ежели милиции и прочего такого — пришибу враз! Сам пришибу, говорю, слышишь? У-у, отпетая морда!..

Обида за себя дурманит голову, выдавливает на Витькины глаза слезы. Сейчас он ненавидит отца. Увернувшись от затрещины, он отбегает в угол и бросает, задыхаясь:

— А ты… ты — отпитая морда!..

Дальше все идет, как обычно. Витька съеживается в комок, прикрывает коленями лицо, локтями бока, а ладонями — уши. Удары он не считает и боли почти не чувствует — это будет после. Как бы издалека доносятся до него короткие отцовские ругательства. В просвете между коленками, совсем близко от себя он замечает Степку — тот высунулся из-за шкафа и корчит довольные рожицы. Маленький, а зловредный. Ничего, завтра Витька ему покажет…

Потом наступает долгая и какая-то звенящая тишина. Можно, пожалуй, немного разогнуться. Отец уже у стола. Он выпивает полстакана водки, словно на ощупь бредет к кровати и валится вмертвую. Как есть — в запачканных снизу брюках, в башмаках. Теперь на нем хоть пляши — и не чухнется.

Мама молча приносит Витьке тарелку холодной картошки и снова уходит на кухню — наверное, стирать. Вскоре он уже лежит на своей подстилке, накрывшись старым отцовским пальто, и даже похрапывает.

Но Витька не спит. Выждав минут десять, он встает и прислушивается. Да, Верка со Степкой дрыхнут. Только б мама не застукала… Он подкрадывается к отцу и ощупывает маленький кармашек у ремня. Есть, оставил на опохмелку. Витька ловко вынимает тугой комочек денег. Одну бумажку, ту что побольше, зажимает в кулаке, две другие засовывает обратно. И снова он под старым пальто на своей подстилке.

Под лопаткой колет, побаливает шея. И все равно хорошо, потому что теперь до самого утра будет тихо и спокойно. А дальше тоже не страшно. Мама уж обязательно разбудит Витьку в школу, и он смоется из дома раньше, чем отец продерет глаза. Вот вечером… Но стоит ли о нем думать, если впереди целый день, который они с Колькой Дроздом проведут вместе и весело…

На полпути ко сну Витьке кажется, что мама гладит его голову теплыми руками и что-то ласково шепчет. Вправду или нет — он так и не может разобрать, только это очень приятно…


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.