Схватка - [46]

Убийца криво усмехнулся, странно дернулся крючковатый нос, и двинулся ко мне, занося кинжал. Я ударил шпагой снизу вверх, рассекая густой предгрозовой воздух, попал в брюхо и откачнулся: кинжал, который должен был развалить мне голову, просвистел мимо и впился в трухлявые доски палубы. Следом загремел и убийца. Не мертвый, еще живой, но уже безопасный — он корчился от страшной боли, поджав ноги, напоминая первую мою жертву — обрюзглого каторжника на берегу реки, тогда, когда группа крестьян пыталась изнасиловать Амару.

Тучи жахнули дьявольским раскатом. На площади шумели, дудели в трубы, и, в целом, не скучали. Где мои рыбари? Я приподнялся, шатаясь, как пьяный, увидел, что дела у Атли плохи и побрел на помощь. Ее прижали к мачте чуть ли не десятеро Страдальцев, она с трудом обороняла фланги, теряя дыхание, как боксер на двенадцатом — чемпионском — раунде. Лицо ее, искаженное, с оскаленным ртом, все равно было странно притягательным.

А маг?

Он сидел, прижавшись спиной к рулевому ошметку. Голова свешена на грудь. В плече — кинжал. Помер, вложив все силы во второе заклятие, или просто отрубился? Нет времени проверять. Я настиг Страдальца, поджавшего фланг Атли, хлестнул по шее, и, по заветам Амары, перерубил артерию. Страдалец заорал, бросился бежать, перевалился через борт — упал куда-то между двумя кораблями.

— Мур-р, Торнхелл! — откликнулась Атли. — Чешу тебя… за ушком!

Теперь мы вдвоем держали оборону у мачты. Я вслепую отмахивался шпагой, но даже такой помощи для Атли было достаточно.

По сходням забрался и спрыгнул на палубу давешний вздорный карлик с костылем. Ну наконец-то!

— Шутейник! — крикнул я, надсаживаясь, чтобы перекрыть шабаш в небесах. — Мы здесь!

Костыль соскользнул на палубу, обнажив тонкий, серебристый клинок-молнию. Карлик поднял голову, бросая на меня взгляд из-под взъерошенных волос и расправил плечи, став выше на голову.

Глаза у него были тусклые и мертвые.

Это был не Шутейник.

Это был какой-то другой тип, опасный и проворный, как змея.

Он принялся кружить за спинами Страдальцев, пытаясь зайти нам в тыл. Я увернулся от сближения, поставим между нами одного из бандитов. Это стоило мне удара в грудь, который приняла кольчуга. Страдалец, взбодренный успехом, оскалил редкие зубы и заработал тесаком.

У сходен на пирсе — ну наконец-то! — раздался зычный бас капитана Бришера:

— Алые! В бой! В бой!

Страдальцы замешкались. Я ударил своего визави в грудь, и в этот миг псевдокарлик, скользнув мимо бандита, попытался нанизать меня на клинок. Я выпустил эфес шпаги, оставил ее в груди Страдальца, и отпрыгнул. Мертвоглазый ринулся за мной, но я упал на влажную палубу и пихнул его каблуками в колени. Он не ожидал такой хитрости и завалился на меня, выпустив оружие. Я, совершенно озверев, ухватил негодяя за горло, перевернулся и подмял его под себя. Грязные волосья мертвоглазого растрепались. Глаза у него были цвета кукурузной муки. Вблизи становилось ясно, что уродства на лице нарисованы… Он схватился за мои запястья, пытаясь оторвать руки от своего горла. Он был силен, но, все же, не настолько, насколько был силен я, и я душил его, сжимая пальцы на тонкой лебединой шее, готовый переломать ее, превратить в труху. Мертвоглазый захрипел, откинул голову, а я привстал… И увидел его уши.

Этого хватило, чтобы ослабить захват. Мертвоглазый вывернулся ужом, и кинулся к фальшборту — к тому, что выводил на кладбище мертвых кораблей — сперва на четвереньках, а затем бегом. Я вскочил, провожая его изумленным взглядом. Он запрыгнул на планшир изящным движением опытного акробата, и перемахнул на соседнюю палубу. Я устремился к фальшборту, отметив, что Алые Бришера уже заполонили палубу, умело тесня остатки Страдальцев к корме.

Мертвоглазый был уже посредине палубы соседнего корабля. Оглянулся. Рука нырнула в живописные лохмы одеяний, а потом простерлась в моем направлении с чем-то смутно мне знакомым.

Раздался грохот, и мою щеку обожгло болью, будто ужалила оса.

Мертвоглазого окутало густое белое облако.

Когда оно рассеялось, его тень мелькала уже далеко в стороне. Он умело перепрыгивал с палубы на палубу, направляясь к отмели, где так легко было затеряться в пригородах Норатора.

Порох… Кто-то в этом мире знает секрет пороха… Какой ужасный сюрприз. Порох — это убероружие, способное нарушить баланс сил не только в Санкструме. Порох — это пушки. Пушки — это ядра, это картечь, все то, что способно остановить натиск самой умелой, самой быстрой конницы… Даже конницы Степи.

Но не это меня поразило до самой глубины души.

Не это!

* * *

В каюте на корме мы нашли связанного Шутейника, избитого, но бодрого, как всегда, излишне. Рядом с ним мирно и кротко, опутанный по рукам и ногам, со свежими отметинами на лице, восседал брат Литон.

— Вы вовремя, реформатор, — сказал я. — Если мне не изменяет память, вы были экономом в обители в Хмеле? У меня есть для вас прекрасная работа… Нет, не будем пока касаться реформ Церкви Ашара, еще не время. Мне понадобится опытный и честный бухгалтер.

* * *

А поразило меня вот что.

У мертвоглазого были срезаны верхушки ушей. Кто-то срезал верхушки, скруглил хрящи, и натянул на них кожу. Шрамы были тонкие, сглаженные временем, и мертвоглазый прятал их под волосами, и, если бы они не растрепались, когда я его душил, я бы этого не заметил.