Схватка - [2]

Девчата устроились отдельно от хлопцев. Гафийки, Стефки, дочери вчерашних батрачек, будут учиться крепко, основательно, так же, как и трудились от зари до зари с малых лет. Одеты в простенькие, сукенки,[5] сшитые старательным, но несведущим в модах деревенским портным. Рядом с ними — парни в пиджачках грубого сукна, неуклюжие, стеснительные, а в глазах крутое упрямство — выучимся. И действительно выучатся: будущие молодые интеллигенты, они будут верно служить народной власти. Все старше, чем положено для первого курса: по три-четыре года украла война.

Несколько горожанок держатся более независимо. Они и одеты получше.

— Учитесь и помните, что дорогу к знаниям вам открыл народ, — так закончил свою речь декан.

Прошло всего пять дней занятий. И это собрание было первым для сотни парней и девчат. После приветствий представителей общественных организаций декан предложил выбрать старостат.

— Загребального старостой! — выкрикнул кто-то из демобилизованных.

— Товарищ Загребальный, встаньте, пожалуйста, — попросил декан.

Поднялся широкоплечий хлопчина с медалями за Варшаву, Вену, Берлин. Руки по швам, подбородок гордо вскинут:

— Старший сержант Загребальный!

Все засмеялись, и студент виновато объяснил:

— Простите, не привык я еще по-гражданскому.

— Ладный из тебя староста получится, товарищ старший сержант, — с удовольствием отметил декан. — А кого тебе в помощники определим? Может, дивчину? Девушек ведь здесь большинство, им и власть…

В аудитории установилась тишина. Ребята раздумывали, поглядывали на соседей. В самом деле, кого?

— Иву Менжерес! — предложили из девчоночьих рядов.

— Кто назвал кандидатуру Менжерес — встаньте.

Поднялась высокая белокурая студентка. Смело затараторила:

— Она все вступительные экзамены сдала на «отлично». И товарищам помогала, если кто чего не знал.

Потом по просьбе декана поднялась Ива Менжерес. Она оказалась худенькой стройной темноглазой дивчиной. На белоснежную блузку легла тугая русая коса. А взгляд из-под бровей настороженный, дерзкий. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не та неприступная холодность, которую, казалось, источала вся ее фигурка.

— Благодарю за доверие. Но это не для меня…

— Почему? — удивился декан.

— Я поступила в институт, чтобы учиться, а не на собрания время тратить.

Студенты зашумели:

— Смотри ты какая!..

— И где только росла?

— Комсомолка? — спросил секретарь комсомольского бюро.

— Нет, — отрезала девушка.

— Примем, — добродушно улыбнулся секретарь.

— Кого-нибудь другого, только не меня.

Девушка злилась, это было заметно по тому, как сдвинулись к переносице брови, как заплетала и расплетала пушистую метелку косы. И эта злость окончательно развеяла симпатию, с которой многие ребята вначале смотрели на свою привлекательную сокурсницу.

— Отклонить кандидатуру Менжерес! — закричали сразу несколько человек.

— Не надо нам такую в старостате!

В президиуме недолго пошептались, потом декан сказал:

— Студентка Менжерес отводит свою кандидатуру. Это ее право. Думаю, у нас найдутся товарищи, которые охотно поработают на благо всех.

После собрания Бойко попросил задержаться на несколько минут секретаря комсомольского бюро и нового старосту Загребального.

— Вот что я хотел сказать вам, хлопцы. Еще в тридцатые годы знал я профессора Менжереса: работал он тогда в нашем институте.

— Вот номер! — искрение удивился Загребальный.

— Отец нашей студентки был одним из поборников «самостийности», у него в доме постоянно собиралась националистически настроенная молодежь.

— Все понятно, — резко сказал секретарь бюро. — Яблоко от яблони падает недалеко…

— Не торопись с выводами, Рубенко, — оборвал комсорга декан. — В биографии Ивы есть и другие страницы — немецкий концлагерь, скитания по Европе. Девушка горя хлебнула немало, отсюда и ее озлобленность. Конечно, кое-что досталось в наследство и от отца. Нам, коммунистам, пришлось в те годы немало поработать, чтобы преодолевать влияние националистически настроенной профессуры на молодежь. Рассказываю вам это для того, чтобы обратили на Иву особое внимание, помогли ей войти в студенческий коллектив, посмотреть на нашу жизнь честными глазами…

…После собрания Ива медленно шла по длинному институтскому коридору: слева — дверь, справа — окно, снова дверь, снова окно.

— Не журись, Иво, — вдруг услышала рядом. Быстренько оглянулась — Оксана Таран, однокурсница. Неслышно подошла, обняла за плечи.

— Не печалься, сестро, говорю. Вот только не пойму, с чего это ты душу напоказ выставила?

— Чтоб не цеплялись больше!

— Молодая, необъезженная, — улыбчиво и доброжелательно говорила Оксана. — Видно, мало тебя жизнь трепала, злые ветры ласкали…

— Не жалей — не люблю.

— На сердитых воду возят.

— Какая есть. Только на мне не поедут: где сядут, там и слезут.

Из института вышли вместе. Вечер был теплый, ласковый. День только-только догорел, и солнце, завалившееся за горизонт, подкрасило небосвод алым цветом. Студентки шли бульваром, катили навстречу коляски молодые мамаши, мальчишки взбирались на каштаны, трясли деревья — хлопались о землю зеленые колючие шары.

— Ты где живешь? — спросила Оксана.