Схватка - [31]

Поистине Бекайдар, сам того не зная, нашел самый верный и короткий путь к сердцу старого геолога. Ни один рассказ в мире не мог так заинтересовать Даурена, как этот. Он попросил повторить его еще раз и тщательно занес в записную книжку.

К сожалению, мест, где Сергей Верзилин обнаружил древние шлаки, Бекайдар не знал. Но это было уже и не столь важно. В Академии наук, конечно, можно было найти все эти сведения.

— Ну, сынок, спасибо! — сказал растроганный Даурен. — Вы сами не знаете, какую услугу мне оказали.

И к вечеру они уже перешли на «ты». Только, конечно, Даурен перешел на «ты». Бекайдар продолжал называть его на «вы», но отношения у них уже начали складываться в совершенно определенном направлении. «Вот этот красивый, черноволосый, высокий и молчаливый юноша — так решил Даурен — и есть муж моей дочери. Будущий или настоящий — это не важно. Важно, что они близкие друг другу люди, и с этим я, Даурен, обязан считаться. Обязан, если хочу, чтоб они были счастливы, чтоб мы все были счастливы: она, он, я».

...Бекайдар читал. Даурен подошел и тронул его за плечо.

— Ну, друг дорогой, — сказал он, — и терпелив же ты, я бы давно бросил этот роман — длинен, многословен, вял. Выдуман с начала до конца. Нет, не для меня все это.

Бекайдар радостно засмеялся.

— Да, такому как вы, — я сказал об этом Дамели, — Роллан вообще не может прийтись по вкусу. Вы слишком деятельны и энергичны. А вот моему отцу этот роман нравится.

Даурен подошел, полистал книгу, положил ее обратно.

— А он читал ее?

— Читал!

— Читал. — Даурен снова взял книгу, — ну вот, слушай только: «Зло, причиненное живому, исправимо». Что оно действительно исправимо, а?

Бекайдар посмотрел на Даурена и опустил глаза.

— Не знаю, — сказал он. — Опять посмотрел на него, подумал и вдруг решил принять бой. — Тут ведь все зависит от сознания человека. Если человек сделал кому-то пакость и чувствует себя превосходно... Ну, конечно, этот человек ничего не стоит. Ну, а если он мучается...

— Тогда что? — спросил Даурен. — Улитка свершила какую-то гадость и мучается от этого в своей раковине. Кого это касается?

— А что же нужно? — спросил Бекайдар. — Публичное покаяние, свеча в руках, растерзанная рубаха? — Вообще, что нужно, чтоб такому человеку поверили?

— Не знаю, — сказал Даурен и бросил книжку. — Что такому человеку нужно, я не знаю.

— Ах, значит, вы...

— Значит, я никогда не был в шкуре такого человека, — резко сказал Даурен. — Во многом был грешен, а в этом нет. И ты меня об этом и не спрашивай... Тут я не советчик.

Бекайдар хотел что-то сказать, но подошла Дамели (она приехала вместе с Бекайдаром), и разговор прекратился.

А вечером заявился Жариков. Он распахнул полы палатки и остановился. Необычайная картина представилась ему. За столом сидели трое: Дамели, Бекайдар и Даурен. Весь стол был заставлен крошечными деревянными фигурками животных: здесь были лось, глухарь, лисица, лебедь с расправленными крыльями, кабан, медведь, рысь.

Даурен показывал Дамели рысь и говорил:

— Я назвал ее Багира. Помнишь, пантеру в «Маугли»? Мне принесли ее еще котеночком. Я ее выкормил с пальца. Она так привязалась ко мне, что всюду со мной ходила. Да вот недосмотрел — уехал, а ее убил лесник.

— Э, брат, да у тебя целый гамбургский ЦОО[7], — сказал Жариков, подходя. — Что, неужели сам все и вырезал? Чем?

— Да вот этим самым ножом, — ответил Даурен, и вынул из кармана большой садовый нож с ручкой из оленьего рога. — Вот, когда зимой выпадала свободная минута, а читать было нечего, я сидел перед печкой и резал. Ты говоришь зверинец — да у меня было их много больше, только часть раздарил, а часть растерялась. А ты что, разве был в Гамбурском ЦОО?

— Да, пришлось однажды, — ответил Жариков, усаживаясь. — Ездил я раз в американскую зону для переговоров с комендантом, а он человек вежливый, обходительный, ну захотел просветить русского медведя — вот и поехали мы с ним в этот ЦОО. Только не понравилось мне! Зверей было мало: часть сдохла, а часть, очевидно, сами сторожа слопали. — Он засмеялся. — Ладно! Надо мне с тобой поговорить. За жизнь, так сказать, поговорить.

— Ну что ж, и поговорим, — собирая со стола своих зверей, ответил Даурен, — вот, кажется, и люди кстати подходят.

И действительно, в палатку вошли еще двое — высокий блондин с румяным, полным лицом и небольшой бородкой, Васильев, и маленький черный грузин, подвижной, с орлиным носом и жесткими курчавыми волосами — Сандро Гогошвили. Оба они были начальниками отдельных отрядов.

— Дамели, дорогая, — сказал Даурен, поздоровавшись с гостями, — ты бы взяла Мереке да вышла бы прогулялась, а ты, Бекайдар, посиди. Будем говорить — это и тебя касается.

Внезапно в комнате зажегся свет, это заработал движок экспедиции.

— Да будет свет! — привычно изрек Афанасий Семенович и вынул трубку. — Я закурю у тебя, Дауке, можно?..

— Тебе, да еще из моей трубки, дорогой, всегда можно, — улыбнулся старый геолог, — это трубка не простая. В ней, наверно, не один пуд махорки побывал. Вот, кажется, и еще гостя бог посылает. Входите, входите!

Вошел счетовод экспедиции Никанор Григорьевич: энергичный, сухой старик с насквозь прокуренными усами. С его лица никогда не сходила иронически-снисходительная усмешка. Разговаривая, он всегда язвительно улыбался и щурился, хотя проще и сердечнее его наверное не было человека в экспедиции.