Шутки в сторону - [8]

Итак, Светлана произнесла привычное «ну».

— Поехали, — традиционно отозвалась Зойка.

— А, это ты, — Светлана приготовилась к Зойкиным телефонным жалобам на хроническое безденежье.

Против обыкновения, Зойка сообщила ей благую весть:

— У меня взяли перевод, сегодня деньги получила. Целый день от радости по потолку бегаю наперегонки с тараканами.

К немногочисленным Зойкиным достоинствам смело можно было причислить самокритичность: она действительно была страшной неряхой, и тараканы в ее квартире водились стадами.

— Надеюсь, еще не все деньги потратила? — поинтересовалась Светлана.

Зойка шумно вздохнула в трубку и сообщила:

— Раздала долги, заплатила за квартиру, жратвы накупила, ну и еще кое-что…

«Кое-что» в Зойкиных устах звучало более чем интригующе.

— Что именно? — спросила Светлана.

— Ну что-что? Не знаешь, что ли, что женщина покупает первым делом, когда у нее появляются дурные деньги?

Озадаченная Светлана прикидывала е голове самые разнообразные варианты женских прихотей, когда Зойка выдала:

— Комбидресс!

Однако! На этот раз Зойка превзошла саму себя.

Поболтав еще минут пять в том же духе — а такого рода разговоры Светлана считала бессмысленной тратой драгоценного времени, — они обменялись дежурными заверениями в необходимости как-нибудь увидеться. «Как-нибудь» уже давно переносилось по той причине, что Зойка редко покидала свою квартиру, а Светлане в последнее время некогда было ее навещать.

Светлана быстро перекусила и, вопреки обыкновению, завалилась спать уже в двенадцать. Заснула, как всегда, едва коснувшись головой подушки, в буквальном смысле провалилась. Во сне ей явилась Зойка в комбидрессе, и, уже проснувшись, она подумала: «Ох, не к добру все это…»

Прогноз оправдался: опять удавленником захрипел осипший телефон. Светлана схватила трубку, даже не успев окончательно проснуться.

— Светлана, у тебя нет Катьки? — спросили на другом конце провода.

— Что? — опешила Светлана.

— Кати до сих пор нет дома, я уже обзвонила всех ее подружек, никто ничего не знает, — сообщила трубка голосом Ольги, старшей сестры. Ольга помолчала и добавила: — Ты не можешь сейчас ко мне подъехать? Ладно, не буду больше занимать телефон, вдруг она позвонит.

Глава 3 Ночные открытия

Таблетка выскочила из флакончика, как живая, и немедленно затерялась на туалетном столике жены, среди бесчисленных коробок с духами, баночек с кремом и разбросанных клочков ваты. Жену, эту кухаркину дочку, никакие деньги не могли переделать — искать таблетку было совершенно бессмысленно, и он достал другую. Сунул под язык, потом, подумав, отправил туда еще одну. Станислав Николаевич Костецкий, с тех пор как занялся бизнесом, почти все время пребывал в состоянии постоянной тревоги и раздраженности, но сегодня он был взвинчен сильнее обычного.

Костецкий покосился на жену, та преспокойненько дрыхла, выставив на обозрение рыхлое бедро, обтянутое кружевной сорочкой. У кровати на ковре валялся пеньюар. Дохлый номер, подумал он, эту хуторскую корову во что ни одевай, ни ума, ни такта не прибавится. На роскошных туалетах жирные пятна, каким бы дорогим парфюмом не надушилась — за три версты несет «Серебристым ландышем». Пропиталась она им насквозь, что ли? А уж рот откроет — береги уши! Мало того, что чушь несет, еще и косноязычна, невежественна и нетерпима к чужому горю. Ни с кем не может найти общего языка. Как же, она такая важная, аристократка колхозная! Похоже, что дочка пошла в дорогую мамочку — очередная проблема, свалившаяся на его бедную и без того раскалывающуюся от забот голову. Где, спрашивается, она до сих пор шляется?

Он уже давно не находил общего языка со своей восемнадцатилетней дочерью Илоной, хотя, наверное, такая формулировка не совсем точна. Он никогда и не пытался его найти. Сначала не воспринимал ее всерьез. А как, спрашивается, можно было относиться к девчонке, которая с утра до вечера возится с куклами? Станислав Николаевич предоставил жене заниматься воспитанием дочери, полагая, что даже такая дура, как его благоверная, справится с элементарными заботами: накормить ребенка, отправить в школу, проследить, чтобы не щеголяла в тонюсеньких колготках, а надела теплое белье, рассказать, когда придет время, чего следует опасаться…

Если бы кто-нибудь сказал, будто его не интересовала собственная дочь, он бы с пеной у рта доказывал обратное. Интересовала, еще как интересовала! Он и планы на ее счет строил прямо наполеоновские. Иначе зачем ему было всю эту канитель затевать: сколько ни заработай — с собой на тот свет не прихватишь. Зато приятно думать, что ты обеспечил наследнице безбедную жизнь. А потому он рассматривал дочь как задел на будущее: вот дозреет, дойдет до нужной кондиции, тогда будет смысл браться за нее всерьез, научить уму-разуму, привить деловую хватку.

Дождался: дозрела, вернее, перезрела. Кинулся, ан поздно. Учиться не хочет, родителей ни в грош не ставит (ладно бы маман свою безмозглую, а то и его тоже), живет, как заблагорассудится. И это в восемнадцать лет, чего ждать дальше? После продолжительного периода затяжных семейных скандалов Костецкий плюнул на свои заманчивые прожекты и утешился тем, что приставил к строптивой Илоне специально нанятого парня, вроде телохранителя, следующего за ней по пятам. Таким образом он если даже и не всегда знал, где находится дочь в данную минуту, то, по крайней мере, был уверен, что рано или поздно охранник либо пригонит домой ее, либо приволокет на руках — случалось и такое. Слава Богу, парень был не из болтливых, впрочем, его неразговорчивость очень даже неплохо оплачивалась.