Шутки кончились - [5]

октябрь 2007

ПАСТОРАЛЬ

На юге шумит ковыль, луга утопают в доннике.

На севере — снег и сани, олени и Рождество.

А в самом центре Москвы горят старинные домики,

воспламеняются сами, ни с того, ни с сего.

Вокруг духота и жар, и улицы чахнут в копоти,

на небе не видно звёзд от дыма и от огней.

И нам их, конечно, жаль.

               Ах, как хорошо и легко идти

по набережной в Гурзуфе! Вот мы и идём по ней.

На пляже играют детки, и рыбки плывут вдоль молов.

Боль стихнет сама собой, когда принесут рассол,

когда засвистят креветки, усы показав из роллов,

и где-то за кольцевой труба заведёт вальсок.

июнь 2010

«Они живут в трёхкомнатной «ленинградке»...»

Они живут в трёхкомнатной «ленинградке»,

их окна выходят на Питер и Ленинград.

Отец уходит на службу,

всегда к девяти утра,

хотя и без этого дома всего в достатке.

Она наливает ему холодного кваса.

Готовит супы, стирает,

поливает фиалки.

Близняшки Таня и Тоня играют в классы,

носятся по двору,

шумно делят скакалку.

Она улыбается:

большие совсем, а всё ещё непоседы.

Скоро приедет Дима, вчера он купил билет.

Должно быть, не помнит уже ни сестёр, ни деда.

Не виделись с ним, ну надо же, десять лет.

Он сел в самолёт, они его встретят скоро,

многое нужно узнать, о многом поговорить...

Четвёртая комната — для него —

проросла в конце коридора.

Та самая, из старой квартиры:

с видом на стройки

и пустыри.

ноябрь 2010

МАРШ ИСХОДА

Приятель, послушай, над городом скрипка играет с утра. И страшно, и странно, и струнно, и зыбко. Ты слышишь? Пора. Мы, кажется, всё же успели прижиться в бетонной тюрьме. Услышали даже безмозглые птицы. Бросай что имел.

А скрипка заходится яростным плачем, срываясь на визг. Мы длимся, течём, мы шагаем и скачем, мы выползли из. И страшно, и странно, и струнно, и жарко. Вступает кларнет. Угрюмые тролли троллейбусных парков выходят на свет. Швыряет в проулок распаренный банщик отменную брань — под звуки трубы распеваются баньши общественных бань. И сонные феи подвальных кофеен — одна за одной — бросают ключи от подвальных кофеен в канал Обводной.

Взорвали кусок ненавистного МКАДа сегодня с утра. Кольцо разомкнулось — нам больше не надо штаны протирать в квартирах, машинах и офисах чинных. В свинцовой пыли. Приятель, спеши. Ведь его же починят. Асфальт подвезли.

сентябрь 2007

О ПРИПАДКАХ

И когда с глаз спадёт туманная пелена, смолкнет этот безумный аккордеон, этот жуткий альт, он придёт в себя на карнизе: к спине — стена, под ногами — жесть и бетон, а внизу — асфальт. Он замрёт, почти не дыша, губу прикусив, не решаясь глядеть на стоящих внизу, на смотрящих вверх. Что там было вчера? Да обычный корпоратив, просто штатная проба друг друга на зуб под винцо и блеф. Что ещё? Деваха эта с пунцовым ртом: староват, мол, ты, виршеплёт, вон — очки, живот...

А потом зазвучала музыка.

А потом

он не помнит почти ничего.

Почти ничего.

Только, кажется, шёл, как крыса, на нервный звук, идиотски скалясь, раскидывая коллег, преграждавших путь. И казалось, что если встанешь, нутро порвут эти чёртовы ноты, срывался в бег и не мог свернуть.

Стой, работай теперь горгульей блочных домов. Впрочем, что-то мигает внизу, пожарники, что ли? В отпуск. Завтра. Куда-нибудь под Саров. Скажешь, внезапно разнылся зуб. Скажешь, что болен.

Корча пожарным рожи, выпотрошив карман, он достаёт мобильник. Номер твой набирает — весел, как... какаду. Скажет потом, что был... ну, допустим, пьян. Или что в фанты с друзьями играли, и он продул.

октябрь 2007

«Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его...»

В Москве не бывает моря...

Юлия Морозова

Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его,

Местным ритмам и пульс твой, и вдох твой вторят.

Я смеюсь: как, скажите, любить эти шум и вонь,

Если мысли уже полгода только о море?

Потерпи, говорят, помолчи хотя бы пяток минут.

Я послушно молчу. Словоблудие — злейший враг мой.

Закрываюсь и превращаюсь в морскую раковину:

Волны тихо шумят между горлом и диафрагмой.

Им всё мало, клюют, толкают то здесь, то там —

Не груби, говорят, всем подряд, будь добрей и проще.

Я и так уже проще некуда, просто чистый штамп:

Не на трап иду, не в астрал — на Красную площадь.

Останавливаюсь, расчехляю голос, беру слова,

Заряжаю глаголы, ворошу междометий улей,

Набираю в грудь воздух и начинаю звать —

Стылым воем подземки, гулом горбатых улиц.

...И оно приходит. Со стороны реки.

Сносит стены и башни, Ветошный и Хрустальный,

Я уже различаю, как вдали поют моряки,

Как с Ильинки на площадь вплывает огромный кит,

Волны быстры, смертельны, пенисты и горьки,

У Василия прорезается пёстрый киль,

Он пускается вплавь в свои какие-то дали.

Я скачу у прибоя, стягиваю носки,

И ныряю.

Всё равно же водой обдали.

октябрь 2008

ДРУГИЕ ФОКУСЫ

«Вытрясаю всё из карманов и рассовываю по щелям в полу...»

Людмиле Смеркович

Вытрясаю всё из карманов и рассовываю по щелям в полу.

Предвкушаю допрос и обыск, и чудовищный мордобой...

Надо было быть осторожней на этом дрянном балу.

Говорила мне тётка-фея: «Детка, владей собой!»

На кой чёрт мне, простите, сдался коронованный этот сопляк?

Кто просил поднимать вуаль и улику терять с ноги?

А дворец вчера оцепили, не вернуться теперь никак.