Шутка мертвого капитана - [86]

— Вот так всегда, дети мои, — Потрошитель усмехнулся и оглядел всех троих: — Храбрости не хватает. Кишка тонка у вас, молокососы, спорить со мной. Боитесь увидеть перед смертью собственные кишки, намотанные на мой славный ножик? Тогда по местам, ребята. Все вы увязались с нами добровольно — значит, должны с честью принять то, что уготовила нам судьба. А ты, Янг, вообще жив только милостью Дика — вот уж удивляет он меня иной раз. Я бы уже давно поглядел, какого цвета твоя кровь: сдается мне, она белесая, как сопли, и жидкая, как водица.

Кто-то хмыкнул, и Потрошитель повысил голос:

— Фортуна посмеялась над нами — в другой раз мы задерем ей подол. Так что давайте-ка поужинаем, а то в моем брюхе уже играет целый оркестр, — Потрошитель снова окинул взглядом всю компанию и, убрав нож за пояс, демонстративно обратился к ним спиной.

Уильям поглядел на его крепкий, загорелый до красноты затылок, на который из-под шелковой выгоревшей косынки падали желтовато-седые космы, и подумал, что иногда человеческая преданность таится под самыми причудливыми оболочками.

* * *

После короткого размышления было решено заночевать прямо на плоскогорье, благо воды здесь было предостаточно, а немного еды еще болталось в заплечных мешках. Подавленные крушением своих великих надежд, люди молча разбрелись вокруг пещер, которые хоть и были более сырыми и неудобными, чем помеченные на карте, зато в них не было заметно следов человека — следов проказы.

— Да, вот это шуточки! — бормотал Потрошитель. — Такого я еще не видал, лопни моя селезенка!

Он сооружал небольшой костер из веток кустарника и готовился вскипятить воду в небольшом медном котелке, который повсюду таскал с собой.

Унылое молчание, изредка прерываемое короткими ругательствами, воцарилось в лагере. Никто не хотел никого видеть, все избегали любых разговоров, словно боялись, что жестокое разочарование, терзавшее их души, может ненароком выплеснуться в слепой и яростный гнев, который приведет к бессмысленным обвинениям и поножовщине.

Кроуфорд сидел, прислонившись спиной к сосне, и боролся со сжигающей его изнутри лихорадкой. Половину жизни потратил он, чтобы добраться до этих сокровищ, и вот все рухнуло в одно мгновение. Но он не потерял головы. Он думал о том, как отсюда выбраться. Остальное теперь было неважно. Он оглядел свою команду. Что ж, все, кто пришли с ним, живы и относительно здоровы — значит, он не такой уж плохой капитан. Теперь его долг — вывести их к заливу, где с На-Чан-Чель на борту их ждет кутер «Король Луи». А ведь она с самого начала бормотала какую-то ерунду про то, что здесь нет никаких сокровищ. Кроуфорд вспомнил горячие глаза дочери майя. Да уж. Как в воду глядела. Он не вспомнил о ней ни разу — ни разу за этот месяц, с тех пор как нога его ступила на этот проклятый остров. Интересно, поплачет она о нем или злорадно усмехнется, — она всегда ненавидела белых. Но тут тень другой женщины возникла в его мыслях, и образ индианки растаял. Лукреция… Каково же будет тебе найти здесь вместо золота кости умерших от проказы…

— Эй, — крикнул Кроуфорд, — позовите сюда кого-нибудь из черномазых…

Капитан Ивлин жестом поманил к себе одного из маронов и кивнул на Веселого Дика.

Негр, который так и не сумел побороть страх, с суеверным ужасом оглянулся на скалу с крестом и чуть ли не на карачках приблизился к Кроуфорду.

— Ты пойдешь назад, найдешь французов, что идут за нами. Там будет белая женщина, черные волосы, — Кроуфорд указал себе на голову, зеленые, как вода, глаза. Понимаешь?

— Да, масса, я видел ее в ночь, когда нгомбо танцевать.

— Скажешь ей: «Золота не было. Уходи». И возвращайся обратно. Понял? Я буду ждать тебя здесь.

— Да, масса, да, — негр затряс головой и повторил то, что он должен был передать Лукреции.

Не прошло и четверти часа, как марон исчез.

Кроуфорд снова закрыл глаза и погрузился в размышления, то и дело впадая в короткую, не приносящую облегчения дрему.

* * *

Поужинав и кое-как пристроившись на угловатых камнях, постепенно все заснули тяжелым сном. Небо заволакивалось большими тучами и делалось еще темней. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Ночная тишина нарушалась лишь заунывным криком какой-то незнакомой птицы.

К этому времени порывы ветра усилились. Сухие ветви громадных сосен с глухим стуком ударялись друг о друга. Порой было слышно, как они, отломившись, падали на размокшую землю. Не одно гигантское дерево, высохшее, но все еще стоявшее, повалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев и рева водопада раздавались завывания ветра. Густые тучи, гонимые к востоку, неслись так низко над землей, что казались клубами пара. Беспросветный мрак делал еще страшнее эту и без того отчаянную ночь.

Однако в оглушительном шуме порой на короткое время наступало затишье. Ветер приостанавливался, словно для того, чтобы перевести дух. Одна лишь горная река бурлила среди острых обломков скал и черной завесы старых деревьев мапу.

В такие минуты тишина казалась особенно глубокой. Тогда Потрошитель, который всегда в минуты опасности предпочитал нести собачью вахту сам, внимательно вслушивался в ночь. Вдруг, как собака принюхавшись к ветру, Потрошитель вскочил и, не будя никого из своих спутников, точно дикарь в гилее, исчез среди трав и кустарника.