Шутиха-Машутиха - [156]

Шрифт
Интервал

— Слушай, у тебя нет сигаретки? — спросила она.

— Я не курю.

— Ну какой же ты! Ну иди ко мне! — позвала она его.

Он резко повернулся, рывком выхватил из стола четвертную и положил перед ней:

— Ваш гонорар! За сеанс! — Он бережно обхватил ее плечи, приподнял и вывел за дверь.

Если бы сейчас в мастерскую вошла маленькая, тихая женщина и, обняв, увела с собой, он бы покорно пошел и спал бы у нее в уютной спаленке до конца жизни, не задумываясь о том, правильно он поступил или нет, хорошо ему или плохо. Он бы предоставил себя ее заботам, ее маленьким радостям. Но женщина, маленькая и тихая, ходила где-то одна и не подозревала о существовании Арсения, не предполагая, как нужна ему, сильному и красивому и такому измученному, что если бы сейчас у него хватило сил подумать о завтрашнем дне, то он бы удивился и огорчился тому, что ничего в нем не увидел и ощутил себя полностью опустошенным и неуверенным. Ему бы показалось, что он кончился как художник и вряд ли когда-нибудь что-то создаст еще. Но это было бы всего лишь правдой момента, правдой отдавшего себя целиком последней работе человека.

13

Арсений написал заявление на отпуск, промолчал на вопрос о том, куда собирается ехать, и ушел домой.

Он не сразу сообразил, сколько же он спал, потому что уснул при свете дня, при свете дня и проснулся. Лениво начал собираться домой, в деревню, к няньке. Бросил в дорожную сумку масляный фильтр, купленный для Венькиного «москвичонка», тюбики красок для Федюшки. Ходил и вспоминал, куда что положил, выполняя заказы родственников. Сунув забытую в прошлый приезд кофту няньки, раздумал отвозить — пусть лежит на стуле, словно нянька вышла на минутку. И сел, надолго задумавшись. Вздрогнул от звонка у двери, недовольно прошаркал, потеряв тапку и находя ее на ходу.

— Дома, слава богу! — услышал он и быстро распахнул дверь во всю ее ширину.

— Как хорошо, что ты приехала! — сказал он спекшимся голосом и обнял няньку прямо на пороге.

Она отстранилась, что-то почувствовав, наклонила к себе его голову и поцеловала в макушку, как в детстве.

— Мать говорит: поезжай проведай. Наверно, заработался. Не заработался бы, так приехал сам. Да и Ивана Тимофеевича надо встретить, — говорила, по руке его гладила, а сама все в глаза норовила заглянуть. — Не больной ты, Арсюшка? — всполошилась вдруг.

— Маленько устал, нянька, вот видишь — к вам собирался, Веньке масляный фильтр купил. Что? А ты про какого Ивана Тимофеевича говорила? — спохватился он.

— Так про какого еще, если не про Прибыльского! — засмеялась она. — Чего васильками-то на путницу хлопаешь? Давай чаем угощай, потом разговоры поведем. — И вперед Арсения заспешила в кухню.

— Да нет, нянька, ты чего, в самом деле, меня разыгрываешь? Как это — Иван Тимофеевич… Он что? Едет? К нам в Фонд, что ли?

— Зачем это — в Фонд? — обиделась нянька. — Не выехал еще. Завтра поездом выедет.

— Во сне тебе, что ли, приснилось? Нет, ты давай аккуратнее.

— Сказываю — надо мне чаю напиться! — буркнула нянька. — В этих ваших городах от одного страха испотеешь — машины только по крышам домов не ездят! — Она уже подожгла газ и поставила чайник. — Мы же, Арсюшка, люди немолодые, у нас на все свой расклад. — И, ласково посмотрев на Арсения, хитровато улыбнулась. — Вот он и скажет, кого ты лепишь, баб или женщин.

— Да ладно, нянька, брось ты мне сказки рассказывать!

— Не пытай! Сказано — чаю напьюсь!

Он подошел, обнял ее, осторожно прижал к груди.

— Ну до чего же ты всегда вовремя приезжаешь! Уж не колдунья ли ты у меня? А?

— Арсюшка, ягодка ты моя, для чего же у человека-то душа, а у полена, поди, души нет. Да ведь мы с матерью если уж начинаем про тебя и днем говорить и ночью не успокаиваемся, так тут ясней ясного — ехать к тебе надо. Я хоть тебя под сердцем не носила, а как затолкает мне сердце, птицей бы к тебе полетела. Ведь ты не то в нашей родове один такой, а и на всю деревню. Я как гляну на твои книжки на столе, так голова кругом. В седьмом классе ты отцу чеканил все названия мышц человека, возьму я в руки этот атлас, где человек по частям разобран, и думаю: а сам-то Арсюшка из одних нервов и состоит. Ой, а ты сам-то нынче ел ли? Что-то у тебя пустехонько.

И захлопотала, загремела кастрюлями. Арсений усадил ее. Сам налил чай, достал из сумки гостинцы.

— Как ты все это тащила? Тут килограммов десять! — удивился он.

— А своя ноша не тянет! Чего у вас тут купишь? Достань-ка там в мешочке материн пирог с грибами. Ну, ребята нынче часто ездят. И Катька, и Лидка, Иван был, Никола обещается. Венька на колхозном сенокосе, Федюшка ему помогает. Лонись Венькина Светка еще куклам платья шила, а нынче, ой, умора, с парнишкой Венькиного напарника целовалась! Федюшка мне по секрету выдал.

— Федюшка рисует? — спросил Арсений.

— Ой, как рисует! — захватила голову нянька. — Такие картины, ну Васнецов! В кузнецы, слышь-ко, собрался! А я думаю: надо его в Москву!

— Ладно, потолкую с парнем. Тебе чаю еще налить?

— Налей, налей! Да я еще на дорогу соленого наелась. А у вас при дороге нигде не напьешься.

Чай она пила долго и обстоятельно. Это был опять какой-то маневр, и лучше было не приступать ни к каким разговорам о Прибыльском.


Еще от автора Любовь Георгиевна Заворотчева
Два моих крыла

Тюменский писатель, лауреат премии Ленинского комсомола Л. Заворотчева известна широкому читателю как мастер очеркового жанра. Это первая книга рассказов о людях Сибири и Урала. Крепкая связь с прошлым и устремленность в будущее — вот два крыла, они держат в полете современника, делают понятными и близкими проблемы сегодняшнего дня.


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Голубиная книга анархиста

Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.


Маленькая страна

Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.


Великолепная рыбалка

Группа ученых в засекреченном лагере в джунглях проводит опыты по воздействию на людей ядовитых газов, а в свободное время занимается рыбалкой. В ученых не осталось ничего человеческого. Химическую войну они представляют как полезное средство для снятия демографического давления, а рыбалка интересует их больше, чем жизни людей.


Гость. Туда и обратно

«Гость», составленный из лучшей путевой прозы Александра Гениса, продолжает библиотеку его эссеистики. Как и предыдущие тома этой серии («Камасутра книжника», «Обратный адрес», «Картинки с выставки»), сборник отличают достоинства, свойственные всем эссе Гениса: привкус непредсказуемости, прихотливости или, что то же самое, свободы. «В каждой части света я ищу то, чего мне не хватает. На Востоке – бога или то, что там его заменяет. В Японии – красоту, в Китае – мудрость, в Индии – слонов, в Израиле – всё сразу.