Шуаны, или Бретань в 1799 году - [33]

— О, если тут замешан Корантен, я больше ничему не удивляюсь, — с отвращением воскликнула девушка.

Командир ушел, не осмелившись взглянуть на мадмуазель де Верней, ибо опасная ее красота смущала его сердце.

«Останься я на две минуты дольше, я бы сделал глупость: взял бы снова шпагу и согласился бы конвоировать эту девицу», — подумал он, спускаясь с лестницы.

Заметив, что молодой человек не отрывает взгляда от двери, в которую вышла мадмуазель де Верней, г-жа дю Га шепнула ему на ухо:

— Всегда верны себе! Вы из-за женщин и погибнете. Ради какой-то куклы вы обо всем готовы забыть! Зачем вы допустили, чтобы она завтракала с нами? Какая же это мадмуазель де Верней, если она принимает приглашение позавтракать с незнакомыми людьми, если ее конвоируют синие и она обезоруживает их письмом, спрятанным на груди, словно любовная записочка? Это одна из тех тварей, с чьей помощью Фуше хочет захватить вас, а письмо, которое она показала, дано ей для того, чтобы синие содействовали ее замыслам против вас.

— Но, сударыня, великодушие этой девушки опровергает ваше предположение, — ответил молодой человек таким язвительным тоном, что сердце у нее сжалось и она побледнела. — Не забывайте, пожалуйста, что нас соединяют только интересы короля. Вы видели Шарета[19] у ваших ног, и неужели вселенная теперь не опустела для вас? Неужели вы живете теперь не за тем, чтобы отомстить за него?

Дама стояла в раздумье, словно человек, который видит с берега, как гибнут в море его сокровища, и от этого лишь более пламенно жаждет обрести утраченные богатства. В комнату вошла мадмуазель де Верней. Молодой моряк обменялся с ней улыбкой и ласково-насмешливым взглядом. Каким бы неверным ни казалось им грядущее, как ни была мимолетна их близость, тем более их радовали пророчества надежды. Этот быстрый взгляд не мог ускользнуть от зорких глаз г-жи дю Га, и она поняла его: лоб ее слегка нахмурился, а лицо не могло полностью скрыть ревнивые мысли. Франсина наблюдала за незнакомкой: она увидела, как сверкнули ее глаза, как зарделись щеки, и бретонке показалось, что от грозного внутреннего потрясения адская злоба вспыхнула на этом лице. Но такое выражение промелькнуло на нем быстрее молнии, быстрее мгновения смерти, — г-жа дю Га снова приняла веселый вид, исполненный спокойной самоуверенности, и Франсина решила, что все это ей почудилось. Все же она угадала в этой женщине натуру не менее, а может быть, более бурную, чем мадмуазель де Верней, и вздрогнула, предвидя возможность ужасного столкновения двух характеров такого склада; она затрепетала, увидев, что мадмуазель де Верней подошла к молодому офицеру, взяла его за руки и, повернув лицом к свету, посмотрела на него с кокетливым лукавством.

— Ну, теперь признайтесь, — сказала мадмуазель де Верней, стараясь прочесть правду в его глазах, — вы не гражданин дю Га Сен-Сир.

— Помилуйте, мадмуазель!

— Но гражданин дю Га Сен-Сир и его мать позавчера были убиты.

— Очень жаль! — сказал он, улыбаясь. — Но как бы то ни было, я вам весьма обязан. Я навсегда сохраню к вам чувство глубокой признательности и хотел бы иметь возможность доказать вам это.

— Я думала, что спасла эмигранта, но в образе республиканца вы мне больше нравитесь.

Эти опрометчивые слова, казалось, нечаянно сорвались с ее уст; она сразу смутилась, покраснела до корней волос, и весь ее вид говорил теперь лишь о пленительной наивности чувств; мягким движением она отпустила руки молодого офицера — не потому, что сконфузилась, заметив, что пожимает их, но от какой-то мысли, лежавшей камнем у нее на сердце. А он стоял перед нею, опьяненный надеждой. Но вдруг мадмуазель де Верней как будто рассердилась на себя за свою вольность в обращении, пожалуй, допустимую в мимолетных дорожных приключениях; она снова приняла церемонный вид, поклонилась обоим своим попутчикам и скрылась вместе с Франсиной. Лишь только они вернулись к себе в комнату, Франсина в отчаянии заломила руки и, посмотрев на свою госпожу, сказала:

— Ах, Мари, Мари, сколько событий за такое короткое время! Только с вами могут случаться подобные истории!

Мадмуазель де Верней бросилась ей на шею.

— Ах, вот она жизнь! Я на небесах.

— Может быть, в аду, — возразила Франсина.

— Ну, пусть в аду! — весело сказала мадмуазель де Верней. — Погоди, дай руку, послушай, как бьется мое сердце! Я горю, словно в лихорадке. Что значит для меня теперь весь мир! Сколько раз я видела этого человека в мечтах! Как прекрасно его лицо, какой сверкающий взгляд!

— Но будет ли он любить вас? — упавшим голосом спросила простодушная крестьянка, и лицо ее стало печальным.

— И ты еще спрашиваешь? — воскликнула мадмуазель де Верней. — Разве это так трудно? — спросила она полушутливо, полусерьезно.

— О, конечно, нет! — улыбаясь, ответила Франсина. — Но будет ли он любить вас вечно?

С минуту они в замешательстве смотрели друг на друга: Франсина дивилась своей нежданной опытности, Мари впервые увидела счастливое для себя будущее в любви; она словно склонилась над пропастью, ожидая, что беспечно брошенный туда камень звуком своего падения покажет ее глубину.