Штык и вера - [12]

Еще один день похода. Который по счету день…

К Кутехину подошли во второй половине дня. Весеннее солнце старалось вовсю, и почти все шли без шинелей, подставляя легкому ветерку пропотевшие за день похода гимнастерки. Слухи ходили разные, в том числе самые плохие, но верить в них никому не хотелось. Хотелось спокойно отдохнуть в спокойном городе, узнать, если получится, обстановку, да и вообще…

Но желания – это одно, а реальность – другое, и по мере приближения к городу отряд невольно подтянулся, готовясь к возможному бою.

– Сами полковники вперед двинули, – заметил вслух кто-то из солдат, когда штабной паккард обогнал колонну и быстро поехал в сторону невидимого пока города.

– А что ты хотел? Рекогносцировка, – отозвался другой, едва не споткнувшись на трудном слове.

В машине молчали. Все уже было оговорено, оставалось увидеть своими глазами и в зависимости от обстоятельств наметить конкретные действия. К тому же мешал шум мотора, да и подбрасывало на грунтовке паккард так, что ненароком прикусить язык было легче легкого.

– Наши, – это было первое слово, прозвучавшее за несколько минут довольно быстрой езды.

И в самом деле, впереди замаячили всадники разъезда. Они давно услышали догоняющий их шум мотора и теперь стояли, поджидая начальство.

– Докладывайте, Ростислав Константинович. – Аргамаков вышел из машины и посмотрел на командира разведчиков.

– Все тихо, господин полковник. – Курковский приложил руку к козырьку. – Кутехино открывается за тем поворотом. Но до него версты две. Толком ничего не разобрать. Лишь видно, что часть окраинных домов сгорела, да предположительно на станции едва заметен дым паровоза.

– Раз заметен дым, то должны быть и люди, – отозвался Канцевич, бывший начальником штаба небольшого отряда.

Его аккуратно выбритое лицо, как всегда, было абсолютно спокойным. Такими же спокойными были серые глаза, смотревшие на мир сквозь стекла пенсне.

– Угу. Осталось лишь выяснить, кто они, – процедил Аргамаков.

– Это мы мигом, – выпрямился Курковский.

– Не спешите, поручик, – остановил его Канцевич. – Сначала попробуем разглядеть что-нибудь отсюда.

Он тоже вышел из машины и теперь вместе с Аргамаковым и неизменным Имшенецким пошел к повороту.

Курковский торопливо спешился, перекинул поводья ближайшему кавалеристу с малиновыми погонами Мариупольского гусарского полка и двинулся за начальством.

За поворотом дороги небольшой лес кончался, и за ним лежало поле. Еще дальше виднелась окраина небольшого уездного городка, и офицеры направили в его сторону бинокли.

Издалека все представлялось таким, как описал Курковский. Среди деревьев вырисовывались одноэтажные дома, частично и в самом деле представлявшие собой обгоревшие развалины, даже дым паровоза, нет, дымки двух паровозов, если приглядеться, можно было разобрать, хотя самих поездов, как и станции, отсюда не было видно.

До сих пор отряду пришлось трижды пересекать железную дорогу, и два раза это вылилось в самые настоящие бои с толпами прущих вглубь дезертиров. К счастью, никакой организации у них в принципе быть не могло, и потому оба раза отряд выходил победителем из схваток.

Однако железные дороги были заняты толпами полностью, и было принято решение идти по возможности походным порядком, не ввязываясь в напрасные бессмысленные бои. Только что же делать, если время от времени железную дорогу все равно приходится переходить?

А вот людей в городе не было видно. В принципе, это ничего не доказывало. Окраина не место для прогулок, и горожане могли с успехом находиться в центре или на том же вокзале. Но военное искусство заставляло быть постоянно осторожным, и потому офицеры до боли в глазах всматривались в бинокли, пытаясь определить, что же происходит в Кутехине.

– Да. Ни черта не разобрать, – подытожил наблюдения Канцевич, опуская цейс и чуть теребя аксельбант.

– Дозвольте, господин полковник, – встрепенулся Курковский. – Мы быстро. Одна нога здесь, другая – там.

Канцевич с Аргамаковым переглянулись. Выбора не было, и Аргамаков кивнул:

– Так. Действуйте, поручик. Только зря не рискуйте. Ваше дело – разведка, а не штурм города.

– Слушаюсь! Штурмовать город не буду! – Курковский лихо вытянулся и щелкнул шпорами.

– Подождите, я с вами. Лишняя лошадь найдется? – остановил поручика начальник штаба.

– А вот это вы зря, Александр Дмитриевич, – повернулся к Канцевичу Аргамаков. – Ростислав Константинович и сам прекрасно справится, вы же вполне можете понадобиться мне здесь.

Полковник вздохнул и послушно взял под козырек. Ему хотелось настоять на своем, но он был кадровым военным и понимал, что нельзя оспаривать приказ командира при подчиненных. И не потому, что начальству виднее. Просто если каждый будет поступать лишь в силу своих желаний, от их отряда в два счета не останется ничего.

Заколебавшийся было Курковский едва заметно улыбнулся и легкой походкой отправился к своим людям. Через пару минут полдюжины кавалеристов быстрой рысью проследовали по дороге, и Канцевичу осталось с сожалением смотреть им вслед.

– Не сердитесь, Александр Дмитриевич, – тихо произнес Аргамаков, не отводя взгляда от удаляющегося разъезда. – Не дело начальнику штаба рисковать без малейшего на то основания и пользы. Мне тоже хотелось бы въехать в город в автомобиле, раз нет под рукой белого коня, но мы с вами отвечаем за всех людей и обязаны руководить отрядом, а не полудюжиной человек.