Штурмуя небеса - [14]

Классические аналитики с их тщательно сформулированными методами лечения подавленных эмоций и неврозов при помощи абреакции подняли эту работу на смех. В 1939 году английский психиатр Уильям Саржент присутствовал на собрании Американской ассоциации психологов в Сент-Луисе. Судя по его описаниям царившей там атмосферы, полной враждебности и предвзятости позиций, это напоминало нечто среднее между собранием марксистской ячейки и соревнованиями между Гарвардским и Йельским университетами. Когда было зачитано, что сорок процентов лечившихся кардиозолом получили тончайшие трещины в позвоночнике, «слушавшие, чуть ли не подпрыгивая на своих местах, стали аплодировать докладчику, который, по их мнению нанес смертельный удар по этому способу лечения». Саржент также заметил, что с доктором Уолтером Фриманом, одним из первых американцев, введших в обиход лоботомию, обходились на собрании, как с отверженным. И не из-за проблем, связанных с самой процедурой, а скорее за то, что он имел безрассудную смелость предполагать, что шизофрения может быть вылечена хирургическим вмешательством. «Они были так оскорблены предложением лечить обычно неизлечимые умственные расстройства с помощью скальпеля, что были почти готовы разрезать на части его самого», — отмечал Саржент.

Однако в конце сороковых, принимая очевидность того, что некоторые наркотики могут изменить течение психопатологических заболеваний, мнение психологов изменилось. Чувствуя выгодность рынка, фармацевтические компании начали усиленный поиск других воздействующих на сознание наркотиков. Первый из сильных транквилизаторов, торазин, появился в 1954 году. Седативное средство милтаун — годом позднее. За ним последовали стелазин, мелларин, валиум, либриум, элавил, тоф-ранил — набор, который помогал держать под контролем, если не излечивать, большую часть психических заболеваний.

В середине пятидесятых Американская ассоциация психологов делилась более чем на восемнадцать различных секций. Секции личностной и социальной психологии, секции промышленной и бизнес-психологии и так далее. Самой большой была только что сформировавшаяся секция клинической психологии. Клиническая психология напоминала некоего психологического Франкенштейна — в ней научная точность бихевиоризма соединялась с диагностической техникой личностной психологии. Клинические психологи были одновременно и великолепными учеными, и врачами.

И как ученые, клинические психологи заинтересовались, насколько успешны используемые ими методы лечения. В 1955 году двое из них опубликовали работу, в которой они сравнивали наблюдения за группой пациентов, проходящих сеансы психотерапии в клинике Кайзера в Окленде, и группой других пациентов, которые только собирались пройти данную терапию. Тестируя две группы в течение девяти месяцев, психологи были изумлены тем, что в обеих группах дела обстояли примерно одинаково: треть чувствовала улучшение, треть — ухудшение и треть осталась на том же уровне, что и была вначале.

Главным автором этого исследования был молодой психолог Тимоти Лири.

Клеветники, ополчившиеся против науки-золушки, интерпретировали данные Лири как доказательство того, что психотерапия — это надувательство, обман. Но сам Лири так не считал. Он верил, что исследования в клинике Кайзера подтверждают то, что он давно чувствовал. То, что называлось терапией, было просто набором методик и ловких приемов, которые иногда работали, а иногда — нет. В случае удачного лечения пациент «получал новую жизнь», как выразился соавтор Лири, Фрэнк Бэррон. Сама же терапия была трудом «эфемерным, неустойчивым, хрупким и неуловимым, как любовь или счастье… на взгляд окружающих человек остается почти тем же самым, хотя глубоко меняется внутри».

И ключ к этим получившую новую жизнь людям следовало искать за границами сознания, в области подсознательного.

* * *

Однако как далеко ни продвинулась психология, она так и не приблизилась к разгадке главной тайны. Подсознательное было белым пятном в психологии. Изучать его — словно наблюдать за пузырьками воздуха, поднимающимися из глубин океана, пытаясь узнать, откуда же они идут. Подсознательное было неприступной крепостью, терра инкогнита, познаваемой лишь благодаря сигналам, которые прорывались сквозь личностную оболочку. В общественном сознании оно ассоциировалось с вошедшей в поговорку запертой комнатой в викторианском особняке.

Многие люди, частично благодаря работам фрейдистов, приписывают открытие подсознательного Зигмунду Фрейду. Однако открытая полемика о внутреннем устройстве мозга развернулась еще за несколько десятилетий до венского врача, в то время как неофициальные споры по этому поводу велись еще со времен древней Греции. Принято считать, что современные дискуссии о подсознательном берут начало в 1869 году, когда немецкий философ Эдуард фон Гартман опубликовал «Философию подсознательного». Фон Гартман описывал подсознательное как некий параллельный мир, который, хотя обычные методы научного изучения здесь не работали, все-таки можно было исследовать. Эхо подсознательного встречалось везде — во снах, мифах, шутках, каламбурах и воображении; в ненормальном поведении или, наоборот, в чрезмерно нормальном. Оно было королевством духа и мистического опыта.