Штурмовики над Днепром - [3]

– Понимаю, – правильно оценив нашу заминку, открыто улыбнулся Ширяев.

– Я – в Тихорецкую. Догадываюсь, что и вы туда. А мы как раз ждем пополнения из училища.

Мы начали расспрашивать о новом месте службы.

– Могу сообщить – часть только формируется. Командование на месте, летный состав поступает. Самолетов пока нет, ждем со дня на день.

– В отпуск бы съездить, – мечтательно сказал Сергей Вшивцев. – С тридцать восьмого не был дома.

– Вот и попросимся, пока часть соберется. – Геннадий Спиридонов выжидательно смотрит на капитана.

Мы уже догадались, что Ширяев – не рядовой летчик, наверное, не ниже командира эскадрильи будет, тем более – с боевой наградой.

Капитан ответил не сразу:

– Отпуск придется пока отложить. Время не то. Я вот тоже не догулял, – и кивнул головой в сторону вагона, из окна которого выглядывали жена и дочь.

В Тихорецкую приехали утром. Моросил теплый летний дождик. Капитан Ширяев показал нам штаб, и мы распрощались. Неширокие станичные улицы напоминали туннели среди густой заросли садов. Над забором и плетнями свисали гроздья светло-красной черешни, уже зрела шелковица, вот-вот поспеют абрикосы, по-местному жерделы.

– Благодать! – втягивая острым носом густой аромат садов, произнес Саша Амбарнов. – В таких краях я согласен начинать летную службу.

– Здесь можно выбрать и семейную площадку, – разглядывая одноэтажные аккуратные домики, сделал вывод Сережа Вшивцев. – Девчат-то, наверное, больше, чем летчиков.

Не успели представиться начальству, как последовал приказ – прибывших летчиков определить на курсы командиров звеньев. Поскольку самолетов пока нет, заниматься теорией. И, конечно, строевой подготовкой, изучением уставов, которые мы знали от корки до корки. Бросились в глаза две детали: через Тихорецкую на Ростов часто шли военные эшелоны, а у военкомата толпились призывники – из тех, кто был отпущен домой после «финской».

В воскресенье с утра мы собрались в увольнение. Казарма наполнилась радостной суетой, все чистили, гладили одежду. В воздухе стоял освежающий запах одеколона. Около двенадцати дружной компанией вышли за ворота. На душе легко и радостно, как обычно бывает в выходной, Но вместо ожидаемых радостей это воскресенье принесло нам тяжелую и страшную весть. У первого же громкоговорителя на перекрестке центральных улиц мы увидели застывшую толпу. Советское правительство извещало по радио о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Потемнели глаза всегда веселого Сергея Вшивцева. Еще больше заострилось лицо Александра Амбарнова. Я невольно сжал кулаки. В сознании, вытеснив все мысли, билось одно слово: «Война, война, война…»

Через несколько минут мы были в части. В клубе начался митинг. Открыл его комиссар полка батальонный комиссар Дроздов. Гневно и страстно говорил он о вероломстве фашистов, нарушивших договор о ненападении, о том, что вдоль всей советской границы идут жестокие бои. Комиссар зачитал заявление правительства, которое заканчивалось пророческими словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» На трибуне штурман полка капитан Маяцкий, проводивший у нас занятия по штурманской подготовке. Он – участник боев в Испании, награжден орденом Красного Знамени. Штурман сказал, что война будет тяжелой и кровопролитной, что враг жесток и коварен, в этом убедил опыт сражений в республиканской Испании. Долг советских летчиков – беспощадно уничтожать фашистскую нечисть, посягнувшую на честь и свободу советского народа. Не знаю, как уж это случилось, но волна бушевавших чувств подхватила меня, и неожиданно для себя я оказался на трибуне. Многое хотелось сказать. О том, что дала Советская власть мне, пареньку из глухой псковской деревни, что для защиты Родины мы, молодые летчики, не пожалеем жизни и что сейчас нам надо использовать каждую минуту, чтобы как можно лучше подготовиться к предстоящим боям. Позже сам удивлялся, откуда взялись нужные слова и мысли, смелость для выступления. Все горели желанием вступить поскорее в бой с врагом. Уже кое-кто рассчитывал полетные маршруты на запад, туда, где с рассвета кипела война.

В первый день войны всех перевели на казарменное положение. На второй день закрыли дивизионные курсы командиров звеньев. Мы получили назначение в 276-й ближнебомбардировочный полк, базировавшийся в Тихорецкой. Через два дня в полк поступило несколько СБ. На построении полка мы впервые увидели его командира – майора Еськова. Это был среднего роста полный блондин с редеющими волосами. Открытое, добродушное лицо. На груди – два ордена Красного Знамени и медаль «XX лет РККА». Значит, командир сражался в небе Испании, это укрепляло веру в него, повышало авторитет, Командиром нашей эскадрильи оказался капитан Ширяев Всеволод Александрович.

– Старые знакомые! – радостно приветствовал он Амбарнова, Вшивцева и меня.

– А где четвертый?

– Младший лейтенант Спиридонов назначен в другой полк, – доложил я.

– Итак, начнем полеты, товарищи летчики, – сразу перешел к делу капитан Ширяев.

– В эскадрилье всего три самолета. Так что экипажи будут летать по очереди. Начались полеты. Три СБ не знали отдыха. Менялись экипажи, и самолеты снова и снова поднимались в воздух. Прибыло очередное пополнение – выпускники Таганрогской школы военных летчиков, и сразу же подключились к полетам. В моем звене летчиками двух экипажей были сержанты Жашков и Ныров – таганрожцы. Ныров – почти двухметровый здоровяк. В эскадрилье шутили: такому, чтобы идти в воздушном строю на уровне с командиром, надо держать удвоенное принижение. В каждом полете участвовал комиссар Дроздов. Как летчик, он присматривался к нам, давал советы, часто беседовал с комиссаром нашей эскадрильи политруком Ислямом Сатаевичем Сатаевьш. Однажды после полетов мне сообщили: вызывает комиссар полка. «Зачем это я ему понадобился?» – недоумевал я, перебирая в уме события последних дней. А они были наполнены полетами, занятиями на земле, сколачиванием экипажей и звена. Выслушав доклад о прибытии, Дроздов пригласил сесть. И сразу ошарашил: