Штурмовик - [25]
Один из полковников недовольно на меня долго щурится, потом гневно спрашивает:
— Майор Кошкин, почему отказываетесь ехать в Кобрино? Это же такое место хорошее, под Брестом, не глухомань какая-нибудь. Служи да радуйся!
Я ему прямо отвечаю:
— Товарищ полковник, располагаю информацией, что 26-я воздушная армия расформировывается. Куда вы меня посылаете?
— Много ты знаешь, майор. Куда тебя родина пошлет, туда и поедешь.
— Это, товарищ полковник, смотря на какую родину ехать. Белоруссия вроде как другая страна, я ей на верность не присягал.
— Майор, ты что так много на себя берешь? Ты думаешь, если Руцкой за тебя хлопотал, тебе это поможет?
У меня были свои источники, я знал, что Руцкой не этим полковникам звонил, а начальнику Генерального штаба Колесникову. Но конкретный вопрос все равно решали эти мелкие сошки — лично начальник Генштаба не будет заниматься такой ерундой, как распределение майора ВВС.
Я так понял ситуацию, что эти полковники не знали, что мы с Александром Владимировичем вместе в Афганистане воевали, что я его воспитанник, думали, случайный знакомый, один раз дозвонился до Руцкого, больше не получится.
Слово за слово пошло, я им начал резче отвечать, потом прямо сказал:
— Я не поеду в Кобрино.
— Тогда поедешь на Дальний Восток.
— И на Дальний Восток не поеду. У меня есть право выбора. Я поеду в Краснодар — там есть место комэски. И его не могут занять, пока не распределят слушателей академии.
— Да видели мы твоего Руцкого на…
— Товарищ полковник, вы за свои слова-то отвечаете? Разбрасываетесь сильно.
— Не твое дело, майор. Посмотрим, куда ты поедешь.
Я вышел из штаба в глубоком изумлении и в тот же вечер поехал в Москву.
Руцкого не было на месте. Я очень долго ждал в приемной. Уехал. Утром до него дозвонился.
— Александр Владимирович, вас на хер послали, — говорю.
— Шо?!
— Два полковника вас на хер послали. Говорят, что не будут выполнять ваши распоряжения и что вертели вас на этом самом.
Он орет от возмущения, даже не разобрать, что именно. Потом услышал:
— Как у них фамилии?!
— Один полковник такой-то, а второго не помню.
— Ладно!
А я пошел на финальные занятия в академию, хотя особого смысла в этих занятиях уже не видел. Была у меня уверенность, что после такого скандала придется увольняться, потому что ссора с кадровиками ГУКа — это для военной карьеры любого офицера верная гибель.
Целый день ходил как зомби, на обед не пошел, лег спать, чтобы хоть так унять тяжелые мысли. И вдруг слышу шум в коридоре общежития, вроде как ломятся ко мне в комнату. Смотрю на часы — 23.00. Открываю — там начальник курса Козенко стоит, весь такой растрепанный, дышит тяжело, как после марш-броска с полной выкладкой.
Даже не говорит, а стонет:
— Кошкин, ты что сделал такое? Из Генерального штаба звонили, там такой крик стоит, тебя срочно в ГУК вызывают! Начальник академии сказал, утром на его «Волге» ехать.
— Да ладно, я на электричке доеду нормально.
— Нет-нет, ты что, только на «Волге». Пропуск тебе там заказали, ждут.
Он еще вопросы начал задавать, но я ему ничего рассказывать не стал, и Козенко ушел недовольный.
А я лег спать и до утра проспал как младенец, спокойно. А утром действительно подъехала «Волга» начальника академии, и я поехал в Москву.
Приехали, в бюро пропусков сунул удостоверение:
— Майор Кошкин прибыл.
— Да-да, вас ждут, генерал такой-то.
Поднялся в приемную, там адъютант докладывает:
— Товарищ генерал, майор Кошкин прибыл.
Генерал ручкается со мной как давний приятель, усаживает в кресло и начинает старые вопросы задавать:
— Чего ты не хочешь в Кобрино ехать?
— 26-й воздушной армии там не будет, и вы это знаете.
— Откуда ты это знаешь?
— Вы знаете, и я знаю, а откуда — неважно.
Генерал начал вдруг про себя рассказывать, оказалось, что он тоже был в Афганистане, командиром полка.
— А ты что, майор, так близко Руцкого знаешь, что он за тебя дважды впрягался?
— Близко не близко, но два года в Афгане вместе прослужили в одном полку.
— А с чего ты взял, что в Краснодаре место есть?
— Комэска Стрижак ушел, я знаю.
— Все ты знаешь. Слушай, а ты можешь позвонить Руцкому, что ты неправильно сказал, а то он велел уволить этих двух полковников. А то у них квартиры в Москве служебные, семьи, все такое. Они только сюда приехали, один из Сибири, другой с Дальнего Востока. Пожалей мужиков.
— Так ведь они на хер Руцкого посылали, а не я.
— Нет, подожди, не кипятись. Ты позвони ему, скажи, что преувеличил немного.
— Товарищ генерал, вы можете сейчас позвонить министру обороны?
— Нет, конечно.
— А майор Кошкин может сейчас позвонить вице-президенту страны?
— Ну ты же как-то ему звонишь.
— Сейчас не могу. Вечером позвоню, попробую объяснить.
— Договорились. А ты поедешь в Краснодар, вопрос решен.
— Только не за штат, товарищ генерал.
— Гм.
— Товарищ генерал, я знаю, как оформляются эти бумаги. Пожалуйста, при мне подпишите распределение, а я вечером позвоню Руцкому.
Приносят приказ, генерал у меня на глазах вписывает меня в приказ на подпись министру обороны, показывает мне.
Может показаться, что я тогда пережал ситуацию, но на самом деле я этих штабных крыс знаю хорошо — если веришь им на слово, обязательно кинут.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.