Штурм - [73]

Жители Евпатории поведали освободителям о многих кровавых преступлениях фашистов. Они расстреляли и потопили в море более двадцати тысяч советских людей, в том числе три тысячи детей. Незадолго до прихода советских войск женщины тайком принесли венок на Красную Горку, где происходили массовые казни. Узнав об этом, комендант города распорядился расстрелять женщин у этого венка.

На другой день после освобождения Евпатории состоялся митинг. Командиры и политработники рассказали евпаторийцам о победах Советской Армии, героическом труде наших людей на заводах и колхозных полях. Взволнованную речь произнесла Любовь Тимофеевна Гаченко, служащая одного из санаториев города.

— Изверги-гестаповцы расстреляли моего мужа, шестнадцатилетнего сына и брата, — говорила она. — Да разве пострадала только моя семья? В могилах на Красной Горке лежат тысячи жертв фашизма. Советские воины, бейте гитлеровцев без пощады! Вся наша земля должна быть очищена от этих варваров!

Коммунисты — вперед!

В это время 2-й и 3-й Украинские фронты уже вели бои в Румынии. Одесса была освобождена. Вся оборона неприятеля на юге трещала под мощными ударами советских войск. И все же многие пленные, захваченные нашей разведкой перед самым штурмом Перекопа, еще верили в победу немецко-фашистской армии. Лживая геббельсовская пропаганда давала о себе знать. Но о победе немцы говорили без воодушевления, без внутренней убежденности, а словно по привычке или по приказу свыше. Словом, далеко не так нагло, самоуверенно и дерзко, как говорили они об этом в 1941 году.

А воодушевление наших людей росло, крепла их вера в свои силы. В тяжелых испытаниях закалились боевые качества советских солдат и офицеров. Мы убеждались в этом на каждом шагу.

Перед боями за Крым мне пришлось побывать в 1095-м артиллерийском полку, которым командовал подполковник Р. И. Иванов. Одна батарея внезапно попала под обстрел. Снаряды рвались вблизи огневых позиций. Солдаты кинулись в щели. Мы с лейтенантом укрылись в окопчике рядом с телефонистом.

Лейтенант взял трубку и доложил командиру батареи об обстреле. Тотчас же пришло распоряжение:

— Цель двести шесть, два снаряда, беглый огонь!

Офицер приподнялся над окопчиком и подал команду:

— Номера — к орудиям! Цель двести шесть. О готовности доложить.

Снаряды противника с грохотом вскидывали землю немного в стороне от батареи, поближе к правому орудию. Но расчеты были уже на местах.

Сквозь гул разрывов и свист осколков прозвучали доклады командиров орудий:

— Второе готово!

— Первое готово!

— Огонь! — подал команду лейтенант.

Грянул залп. Начался беглый огонь, выстрел за выстрелом, кто быстрее успевал зарядить. Как зачарованный, смотрел я на четкую работу ближнего расчета и слушал грозную музыку войны: оглушительные выстрелы, лязг закрываемых затворов и хриплые выкрики команд:

— Заряд полный! Откат нормальный!

Вот к орудию подбегает приземистый солдат с тяжелым, в сорок килограммов, снарядом. Он торопится уложить снаряд на лоток, но падает вместе с ним, сраженный осколком. Другой боец нагибается, подхватывает забрызганный кровью снаряд и посылает его в орудие.

— Эх, порвалась связь! — с досадой кричит лейтенант.

Телефонист тотчас же выскочил из окопчика и побежал вправо от крайнего орудия. Скоро он вернулся, исправив в свежей воронке поврежденный кабель.

Противник внезапно замолчал. Командир батареи распорядился по телефону:

— Стой! Номерам — в укрытия!

Пришли медицинская сестра и санитар с носилками. Бережно уложили раненых и унесли на перевязочный пункт.

Ко мне подошел коренастый, в лихо сбитой набок пилотке ефрейтор:

— Товарищ генерал, наводчик первого орудия Ефремов просит разрешения обратиться к товарищу лейтенанту.

Командир не дал ему говорить:

— Нельзя сейчас. С наблюдательного пункта может быть команда. — И пояснил: — Наш парторг. У него такая привычка: только закончится бой, сейчас же поговорить, как вели себя солдаты.

— Так нас инструктировали в полку, — назидательно заметил ефрейтор. — Да оно и надежнее. Кое-что позабудется, опять же легкораненые уйдут и не узнают оценки своей работы.

— Проведите разбор. Послушаю, — сказал я лейтенанту.

Быстро собрались солдаты возле орудия. Одних хвалили, кое-кого журили. Особенно досталось телефонисту.

— Ты что же это, — сердито сказал пожилой заряжающий, — бежишь во весь рост, как маленький? Учить тебя надо? Ползком, по-пластунски полагается. Что проку, ежели бы тебя кокнуло?

Парторг с отеческой теплотой заключил:

— А в общем, действовали молодцом. Так всегда надо, а то и получше малость. Тогда быстрее дойдем до Берлина.

Позже я разговаривал с командиром полка. Иванов похвалил солдат.

— И знаете, почему народ так дружно, хорошо действует? — спросил он и сам ответил: — Коммунисты у нас во всем показывают пример. В каждой батарее есть хоть и небольшая, но крепкая партийная организация.

Успеху Перекопско-Ишуньокой операции способствовала большая организационно-партийная работа, широко развернутая политотделом армии.

Прорыв гитлеровской обороны на Миусе, бои в Донбассе, на Молочной не могли не отразиться на численном составе партийных организаций. Если в армейской и дивизионной артиллерии потерь было не так уж много, то в ротах и противотанковых батареях дело обстояло значительно хуже. Особенно большой урон понесла 347-я стрелковая дивизия. Из ста пяти парторганизаций здесь насчитывалось теперь только тридцать девять, и то главным образом в дивизионной артиллерии и штабах.