Штурм Берлина - [6]

Под утро стрельба затихла. Старшина привёз нам горячий суп, мясо, чай с мёдом. Мы расположились на завтрак в подвале. Кроме нашего расчёта, здесь были командир взвода лейтенант Харченко, санинструктор Алиев и артмастер Барвененко.

С первого же дня за Одером у нас само собой установился порядок: всё равно — день или ночь, но из нашей тройки от орудия может отойти только один. После удачи, — хоть на сто метров, а все-таки продвинулись вперёд, — настроение у всех было очень хорошее, казалось, что немцы уже начали выдыхаться, и мы отступили от заведённого порядка: завтракать в подвал ушло сразу двое, на дворе у орудия остался только Терентьев. Правда, мы с Шериновым завтракали в нескольких шагах от своей пушки, — она стояла за стеной, — однако как мы потом раскаивались в этом!

Не знаю, как это произошло, но вскоре — было еще темно — какая-то группа немцев прорвалась к нашему домику. Мы только съели суп и принялись за чай, как услышали стрельбу во дворе. Выскочили из подвала в комнаты — навстречу из окон полетели гранаты. Мы были в доме, а наша пушка стояла во дворе. Терентьева мы уже считали погибшим.

Страшно было подумать, что немцы скорее всего уже хозяйничают у нашей пушки. Но что делать? Выйти во двор мы не имели никакой возможности, немцы перестреляли бы всех еще на пороге.

Больше часа отбивались мы из окон, расстреляли почти все патроны, не думали уже, останемся в живых или нет, думали только, что нельзя пережить того позора, который ждёт нас, если наша пушка, из которой мы мечтали первыми открыть огонь по Берлину, попадёт в руки врага.

К наступлению рассвета обстрел дома прекратился, немцев на дворе не было. Когда я вышел из дома и увидел стоявшую на своём месте пушку, мне показалось, что я проснулся после скверного сна. И в это время, как будто для того, чтобы убедить меня, что это все-таки был не сон, из дверей двух сараев, стоявших на дворе, почти одновременно выскочили два немца, застрявших почему-то здесь. Один из них сейчас же упал, сражённый наповал выстрелом из окна нашего дома. Второй упал, когда пробегал мимо орудия. В него выстрелил кто-то из дверей каменного погребка. Прежде чем я успел подумать, кто же это выстрелил оттуда, я увидел выскочившего из погребка Терентьева. Он добивал прикладом немца, упавшего возле пушки.

Оказалось, что всё время, пока мы отстреливались, осажденные в доме, «Пан-Иван» один сражался во дворе. Он засел в погребке и не подпускал немцев к орудию.

Герой Советского Союза гвардии майор И. ЛАДУТЬКО Батальон за Одером

Мы прорвались на узком участке фронта; справа и слева стоял враг и по всем признакам готовился к жестокому отпору. Впереди была широкая, глубокая река, за ней большой укреплённый город — Франкфурт-на-Одере. На левом берегу, параллельно реке, шла железная дорога, недалеко от Франкфурта её пересекала другая и уходила за реку. По дорогам непрерывно тянулись воинские эшелоны, — враг подбрасывал подкрепления и во Франкфурт, и тем своим частям, которые еще стояли на правом берегу. Железнодорожный мост находился в руках врага.

Командование поставило моему батальону задачу: с хода переправиться за Одер и овладеть пунктом, где пересекались железные дороги, одним ударом отрезать и Франкфурт, и те части противника, которые остались на правом берегу реки.

Ночью с 8 на 9 февраля батальон начал переправу. Переправлялись на лодках, на плотах. Кругом стояла тьма, как в печной трубе. Лил частый, упорный дождь. Река бежала с сердитым шумом. На наши лодки и плоты то и дело налетали быстро плывущие льдины.

В мирной обстановке такая переправа никого бы не обрадовала, но война в корне меняет значение вещей, и мы тогда радовались и тьме, и дождю, и ледоходу. Они надёжно скрывали от противника наше продвижение.

К рассвету батальон был за Одером в прибрежном кустарнике. Немцы ничем не обнаруживали себя. Но мы знали, что немцы тут есть; еще совсем недавно они вели отсюда огонь. А теперь почему-то замолкли. Может быть, заметили нас и готовят удар?

Железнодорожный перекрёсток, который предстояло брать, находился от реки примерно на расстоянии километра. Между рекой и перекрёстком лежала ровная низменная пойма. Край поймы, примыкающий к реке, зарос кустарником. Идти прямо через пойму на перекрёсток было слишком рискованно. Я предпочёл обходный путь, более длинный, но менее опасный: укрываясь в кустарнике, подняться вверх по реке километра на полтора-два, где пойма делается уже, и там перебежать на насыпь. По пути я решил прочесать кустарник. Я подумал, что там могут быть немцы, и когда мы выйдем на железную дорогу, создадут нам угрозу с тыла.

Мои предположения оправдались — не прошёл батальон и сотни метров, как натолкнулся на противника.

Оказалось, что немцы не ждали нас, очевидно, не могли представить, что советские воины с ходу, после тяжких боёв переправятся через такую большую реку, как Одер, да ещё во время ледохода.

Когда раздались наши выстрелы, наше «ура», у немцев началась паника. Они бросали оружие, снаряжение и убегали. Никакого организованного сопротивления мы не встретили. Сопротивлялись только одиночки. Но эти головорезы наносили нам большой урон, стреляя из фаустпатронов.