Штрихи к портрету - [14]
— А можно, Павел Павлович, — спросил Рубин, снова подчеркивая обращение, чтобы напомнить о соблюдении условия, — пока вам трудно говорить сейчас, пока сердце не отпустит, я попробую поискать вслух мотивы этой рабской истории?
Старик кивнул головой, не поднимая век.
— Старые зеки мне рассказывали, — осторожно начал Рубин, — они часто себя ловили на этом, а в других подавно замечали — эдакое влечение к начальству, желание с ним пообщаться, поговорить, постоять рядом. Тут ведь многое себя подспудно оказывает, разное: тут и заявление безмолвное о своей лояльности, и поиск уверенности, что под тебя не копают и опасность новая не грозит, и надежда что-то важное для себя услышать или уловить, не могу слово точное найти. Словно ты как-то лично знаком после этого становишься, не безлик уже, а к знакомому и отношение другое. А когда освободились, им эта выпивка совместная — вроде свежего ощущения, что свободен, если рядом запросто сидишь за одним столом с человеком, который в руках твою жизнь держал и ею полностью распоряжался бесконтрольно. Странным образом это лестным кажется, заманчивым и привлекательным, на каких-то тайных струнах играет. Я их понимаю вполне, только вот высказать эти мотивы точно не могу.
— Вы бы с ним за стол сели? — спросил старик, тяжело и медленно поднимая веки.
— Не знаю даже, — честно ответил Рубин. — Только я и осуждать их права не имею. Понять хочу. Боюсь я только, вы не обижайтесь, что если бы вы рядом оказались, в той же компании, вы бы тоже с ним пошли посидеть. Что-то в этом острое есть, душещипательное, привлекающее.
— Я бы пошел, — угрюмо сказал старик. — Только я бы ему в морду дал после первой рюмки, для меня именно это было бы символом свободы. Он ведь там еще и разглагольствовал, паскуда, что всегда, дескать, хотел как лучше, что по мере сил облегчал, что не он вовсе карцером и размером пайки распоряжался, чтобы добавить и выжать, что время было такое, что сам по острию ходил, что и на него жали нещадно, что он рад за них за всех, что вон какой город выстроили стране на радость. Плюнуть бы ему в бокал или в глаза.
Выговорив это единым духом, старик снова раскрыл рот, жадно и обессиленно глотая воздух.
— И вот еще, — сказал он одышливо. — Бурдаков всегда казался человеком, знающим нечто важное о жизни и смерти, потому что многие годы был абсолютной властью в этом смысле облечен. Это, знаете ли, тот же мотив, по которому мы о Сталине любопытствуем и обо всех, кто рядом был. Вы ведь наверняка тоже с интересом любые истории о нем выслушиваете. Оттого, наверно, и Пастернак, как известно, со Сталиным о жизни и смерти поговорить хотел.
Рубин кивнул головой, полностью соглашаясь.
— И не только! — старик явно увлекся. — Обратите внимание, что все лагерные воспоминания вызывают обостренное любопытство, если касаются крупномасштабных, известных лиц, а благородных или подонков — неважно. Вы ведь, признайтесь, очень склонны сейчас меня расспросить, кто из бывшего начальства или известных деятелей со мной сидел?
— Есть грех, — засмеялся Рубин. Старик тоже улыбнулся слегка.
— Вот и моим приятелям казалось, будто он знает что-то. Он, однако, пустым мешком оказался. Скучный и недалекий старикашка, хвастал, пыжился. Главное, что умственно очень оказался убог. Он такой нам тогда фигурой представлялся! С железной волей, с пониманием чего-то непостижимого, чуть ли не высшего порядка существом, а не погонщиком высокого ранга. Было тогда много таких. Волю они стальную проявляли, потому что над собой такую же чувствовали. А значительность ощущали собственную — от той власти, что им была над нами дана. Это наши страх и бессилие их изнутри величием и обаянием надували. И вся страна на том держалась, как лагерь. И сейчас держится. Или у вас еще есть какие-нибудь иллюзии на этот счет? Если есть — не пожалейте и поделитесь. Только откуда им взяться, если вы не кретин. Строителям известна простая штука — закон природы, собственно: чем ниже центр тяжести, тем сооружение устойчивей. Так вот наше скопище рабов — самое устойчивое сооружение, потому что центр тяжести у каждого не в уме или сердце, а в заднице, где, как известно, страх гнездится. Оттого и вся система устойчива неимоверно. Рубин засмеялся, радуясь образу.
— Да, да, — удовлетворенно подтвердил старик. — Оттого же, кстати говоря, страх этот и убирать опасно — такие пойдут шатания, что не приведи Господь. Cнова кровь польется. Из-за несходства заблуждений. А страх — он воедино всех цементирует.
— Вы в архитектуре практик или доучивались потом? — спросил Рубин.
— Выучился, — старик кивнул головой. — После войны устроили специальное заведение — ускоренные курсы для тех, кто высшее образование имел. Любое. Кого там только не было из бывших: историки, астрономы, музыканты, дипломаты, биологи, искусствоведы. Всех лагерь в строителей обратил. А без них и не построили бы империю. Пригодилась усатой гниде интеллигенция. Были эти курсы на территории Донского монастыря. Знаете, конечно?
— Знаю, конечно, — ответил Рубин. — Крематорий особенно хорошо знаю, в молодости часто там бывал.
Новая книга бесподобных гариков и самоироничной прозы знаменитого остроумца и мудреца Игоря Губермана!«Сегодня утром я, как всегда, потерял очки, а пока искал их – начисто забыл, зачем они мне срочно понадобились. И я тогда решил о старости подробно написать, поскольку это хоть и мерзкое, но дьявольски интересное состояние...»С иронией и юмором, с неизменной «фирменной» интонацией Губерман дает советы, как жить, когда приходит она – старость. Причем советы эти хороши не только для «ровесников» автора, которым вроде бы посвящена книга, но и для молодежи.
Известный автор «гариков» Игорь Губерман и художник Александр Окунь уже давно работают в творческом тандеме. Теперь из-под их пера вышла совершенно необыкновенная книга – описать Израиль так, как описывают его эти авторы, прежде не удавалось, пожалуй, никому. Чем-то их труд неуловимо напоминает «Всемирную историю в изложении "Сатирикона"», только всемирность здесь сведена к конкретной точке в плане географии и конкретному народу в плане антропологии. История, аврамическне религии, экономика, легенды, байки, анекдоты, война, искусство – все перемешано здесь во взрывной микс.
«Гарики» – четверостишия о жизни и о людях, придуманные однажды поэтом, писателем и просто интересным человеком Игорем Губерманом. Они долго ходили по стране, передаваемые из уст в уста, почти как народное творчество, пока не превратились в книги… В эту вошли – циклы «Камерные гарики», «Московский дневник» и «Сибирский дневник».Также здесь вы найдете «Прогулки вокруг барака» – разрозненные записки о жизни в советском заключении.
В эту книгу Игоря Губермана вошли его шестой и седьмой «Иерусалимские дневники» и еще немного стихов из будущей новой книги – девятого дневника.Писатель рассказывает о главных событиях недавних лет – своих концертах («у меня не шоу-бизнес, а Бернард Шоу-бизнес»), ушедших друзьях, о том, как чуть не стал богатым человеком, о любимой «тещиньке» Лидии Либединской и внезапно напавшей болезни… И ничто не может отучить писателя от шуток.
Обновленное переиздание блестящих, искрометных «Иерусалимских дневников» Игоря Губермана дополнено новыми гариками, написанными специально для этой книги. Иудейская жилка видна Губерману даже в древних римлянах, а уж про русских и говорить не приходится: катаясь на российской карусели,/ наевшись русской мудрости плодов,/ евреи столь изрядно обрусели,/ что всюду видят происки жидов.
"…Я ведь двигался по жизни, перемещаясь не только во времени и пространстве. Странствуя по миру, я довольно много посмотрел - не менее, быть может, чем Дарвин, видавший виды. Так и родилось название. Внезапно очень захотелось написать что-нибудь вязкое, медлительное и раздумчивое, с настырной искренностью рассказать о своих мелких душевных шевелениях, вывернуть личность наизнанку и слегка ее проветрить. Ибо давно пора…".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.
Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.