Штрихи к портрету чемпиона - [7]

Правда, он тоже допускал непростительные промахи. После матча Капабланка станет утверждать, что он значительно больше ошибался, чем Алехин. Новый чемпион мира с этим не согласится. В конце концов не столь уж важно, кто больше допускал неточностей, важен результат. «Выигрыш матча Алехиным, — писал Эмануил Ласкер, — является победой непреклонного борца над умом, избегающим всего неясного. Капабланка стремился путем научных методов к точности. Алехин же в большей мере художник, в нем больше исканий, а в принципе такое творчество выше, особенно если оно проявляется в борьбе…»

…По случаю победы Алехина Русский клуб в Париже устроил торжественный прием. Новый чемпион, как и полагается, явился в соответствующем костюме. Лишь немного бледное, осунувшееся лицо свидетельствовало, что два с половиной месяца ожесточенной борьбы даром не проходят.

Его бывшие соотечественники, когда он после отъезда из России появился в Париже, особого интереса к нему тогда не проявляли. Велика важность — шахматист, пусть даже гроссмейстер. Настораживало, что Алехин — попробуй влезть в душу — служил в самом Коминтерне. Со своей стороны, Алехин тоже не очень хотел ввязываться в политические игры. В Европу он приехал, чтобы играть в шахматы, завоевать корону.

А вот Алехин — чемпион мира — дело совсем другое. Вот чье слово имеет вес, он — гордость русской нации.

На торжественном приеме в его адрес было сказано много восторженных слов. Его сравнивали с Шаляпиным, Куприным, называли буревестником русской культуры, вынужденным покинуть многострадальную родину, находящуюся под гнетом большевиков.

Алехину с гипертрофированным самолюбием льстило повышенное внимание к его персоне. И тут же в Русском клубе он произносит речь, понравившуюся антисоветски настроенной части присутствующих (таких было большинство), но вызвавшую совершенно иную реакцию в Москве, у руководителя всесоюзной шахматной федерации, верного ленинца, наркомюста Крыленко, который, кстати, через несколько лет сам был объявлен врагом народа и расстрелян. «После речи в Русском клубе с гражданином Алехиным у нас все покончено, — писал нарком. — Он наш враг, и только как врага мы отныне должны его трактовать. Тот, кто сейчас с ним хоть в малой степени, тот против нас…»

Знакомая нетерпимость. А ведь в алехинской речи ничего такого особенного не было, что могло бы вызвать подобную реакцию. Он сказал, что на его бывшей родине творится фантасмагория. Разве не так?

Если даже согласиться с тем, что ему не нужно было это говорить, разве он мало сделал для России, прославив на весь мир ее шахматную школу? Кто бы и что бы о нем ни писали, всегда рядом с его именем стоит слово «русский».

Еще больше, чем статья Крыленко, ранило заявление старшего брата Алексея: «Я осуждаю всякое антисоветское выступление, от кого бы оно ни исходило, будь то, как в данном случае, брат мой или кто-либо другой. С Александром Алехиным у меня покончено навсегда».

Алехину было больно и обидно. Можно себе представить, какова была бы его реакция, узнай он, что заявление брат делал если не по прямой указке, то уж наверняка по настоятельному совету сверху. Неумолимо приближалось время Павликов Морозовых…

VII

Почти ни один чемпион мира до и после Алехина, покорив вершину Олимпа, не находил в себе сил и стремления подняться еще выше в своем творчестве. Большинство медленно начинало обратное движение, кое-кто в лучшем случае старался идти в ногу со временем. Фишера, например, после завоевания им шахматной короны никто больше не видел за шахматной доской в официальных соревнованиях.

Творческой натуре Алехина претил такой рутинный подход. Правда, став чемпионом мира, он больше года не появлялся на турнирной арене. Но то был не отдых после титанической битвы, тем более не упоение триумфом. Нужно было осмыслить произошедшее, произвести переоценку ценностей, чтобы выйти на новые рубежи. Нужно было, наконец, доказать шахматному миру, что он по праву носит титул шахматного короля.

И Алехин доказывает, причем с такой убедительностью, что шахматный мир, который после Ласкера и Капабланки удивить было трудно, буквально поразился. Шесть лет — с 1929-го по 1935-й — звучала лебединая песня великого русского шахматиста. В тринадцати турнирах сыграл он за это время и в десяти из них вышел единоличным победителем, дважды делил первые места и только раз опустился на ступеньку ниже. Дважды отстоял свой чемпионский титул в матчах с Боголюбовым. Блестяще выступил на четырех всемирных шахматных олимпиадах, неизменно показывая лучший результат на первой доске, где спор вели лидеры команд.

Но даже в этом списке блистательных побед особняком стояли турниры в Сан-Ремо (1930) и Бледе (1931).

Сан-Ремо. 16 участников — все сильнейшие гроссмейстеры мира, за исключением Ласкера и Капабланки. Только двоим удается устоять во встрече с Алехиным, закончив свои партии вничью. Остальные 13 участников оказались бессильными перед неудеримыми атаками чемпиона мира. На 31/2 очка опередил он второго призера Нимцовича, который проиграв Алехину партию, в сердцах воскликнул: «Он расправляется с нами, как с желторотыми птенчиками!"