Штрихи к портрету чемпиона - [4]

И все же одно незабываемое шахматное событие на его родине произошло. Кому-то пришло в голову провести осенью 1920 года Всероссийскую шахматную олимпиаду, по существу I чемпионат страны. По городам и весям собирали разбросанных войной и революцией шахматистов. По военным округам был разослан приказ о предстоящем турнире, в котором предписывалось к назначенному сроку представить сведения о шахматистах, желающих играть в олимпиаде.

Потом состоялся сам турнир, который, кстати, он выиграл, завоевав звание чемпиона страны. Страшно вспомнить, в каких условиях и жили и играли участники: железные койки в едва отапливаемых казармах, скудная красноармейская пища. Но нужно было видеть, с каким энтузиазмом боролись изголодавшиеся по шахматам мастера. И все же большая группа участников не выдержала и направила организаторам протест. Всего послания Алехин не запомнил, но отдельные требования врезались в память, потому что в них наряду с трагическим было что-то комическое. Один из пунктов требований, например, гласил: «Немедленная выдача оставшегося сыра на руки участникам», другой — «увеличение хлебного пайка или компенсация хлеба другим способом», «…немедленная выдача папирос…» Среди подписавших протест фамилии Алехина не было…

Несмотря на победу, турнир этот стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. И вот он в Париже. Кто-то из философов сказал, что нет страшнее одиночества, чем одиночество в толпе людей. Возможно, это так, но не по отношению к нему. О каком одиночестве может идти речь, если у него есть шахматы!! Первым делом ему предстоит покорить Европу. Нужно заставить людей говорить о тебе.

И Алехин с головой окунается в шахматную жизнь. Он не отказывается ни от одного приглашения, играет показательные и консультационные партии, дает сеансы одновременной игры, не глядя на доску, вызывая восторг у любителей шахматного искусства. Причем какие сеансы! Сразу на двух десятках досок! За трехлетие (1921–1923) он участвует в десяти турнирах и в семи из них — в числе победителей, а в пяти— единолично. Даже видавшие виды шахматные бойцы поражены его бурной фантазией, тонким художественным вкусом, колоссальной теоретической эрудицией. Словом, покорить шахматную Европу оказалось делом не таким уж сложным.

Но Алехин снова не удовлетворен. В Лондоне (1922) он опять позади Капабланки, проиграв к тому же личную встречу. Но еще больше, чем эта неудача, его удручал так называемый «Лондонский протокол», который должен был урегулировать взаимоотношения между чемпионом мира и теми, кто претендует на этот титул.

Не таким уж простачком оказался любимец богов и слабого пола обаятельный Капабланка в роли шахматного короля. Он огородил престол таким денежным валом, что вряд ли найдутся смельчаки преодолеть его. Отныне, чтобы встретиться в матче с чемпионом, нужно было обеспечить призовой фонд в размере 10 тысяч долларов (по тем временам сумма огромная), не считая других расходов, связанных с пребыванием участников и их секундантов.

Алехин на минутку представил себе, сумеет ли он найти такие деньги. Ему стало грустно. Нужно что-то придумать. Отступать от своей цели он не намерен, не в его характере это. Он должен стать чемпионом мира, чего бы это ему ни стоило.

IV

Алехин не торопил события. Он тонко ощущал предел своих возможностей. На словах он готов был дать бой Капабланке уже в начале 20-х годов. Но то скорее был пробный шар, желание еще раз напомнить о себе. Тем не менее в конце 1923 года он направляет чемпиону мира письмо, в котором сообщает, что намерен в будущем году вызвать его на матч. В этом вызове, конечно, была немалая доля авантюризма: никто пока еще не изъявлял желания финансировать их поединок, который, по мнению многих, — пустая трата денег на обреченное дело.

Шахматный реализм безошибочно подсказывал Алехину, что он еще не достиг уровня чемпиона мира. С тех пор как он познакомился с Капабланкой, тот стал своеобразным эталоном, с которым постоянно сравнивал свое мастерство русский шахматист. А тут еще не совсем удачное, с его точки зрения, выступление в очень престижном турнире в Нью-Йорке. Он снова пропустил вперед себя Ласкера и Капабланку. Та же роковая последовательность, что и десять (!) лет назад в Петербурге. В таких обстоятельствах найти меценатов — дело безнадежное.

В лености его обвинить никто не может. Его успехи очевидны. Но, по-видимому, Капабланка, да и старик Ласкер все еще играют сильнее, чем он. Какая-то причина наверняка есть. Он обязан разобраться.

И Алехин садится за анализ всех партий нью-йоркского турнира, он разбирает по косточкам игру своих главных соперников, и в первую очередь Капабланки.

К такому весьма эффективному средству он в дальнейшем будет прибегать не раз: и после нью-йоркского турнира 1927 года, когда он опять занял второе место за Капабланкой, а ведь до их поединка оставалось несколько месяцев, и после ноттингемского турнира 1936 года, где он выступил, скажем прямо, неудачно. И каждый раз итогом огромной аналитической работы станут сборники партий с великолепными комментариями Алехина, еще при жизни снискавшего славу непревзойденного комментатора.