Штрафной бой отряда имени Сталина - [47]

Седой сразу взял бразды правления в свои руки. Невысокий, жилистый, он производил впечатление материализовавшегося сгустка энергии. Одобрил выбор места базового лагеря, сказав, что «в такую глушь ни один приличный немец не сунется».

Сразу по прибытии на место стоянки он организовал проверку партизан. Каждого из них вызывали в землянку, где Седой лично беседовал с ними. Выяснял все досконально, но разговаривал емко, быстро. Одновременно он приказал начать обустройство нормального постоянного лагеря для большого количества людей. Разведали близлежащие водоемы с питьевой водой. Бойцы облюбовали небольшую лесную речушку, которая в одном месте, неподалеку от бурелома, переходила в запруду. В этом озерце можно было купаться и стирать обмундирование.

Седой не скупился – сразу раздал запасные комплекты маскировочных комбинезонов наиболее плохо одетым партизанам, приказал всем привести свой внешний вид в порядок, побриться.

Бурную деятельность развил старшина, седоусый Никита Ковалев. Никита Петрович был личностью хозяйственной. Невзирая на трудности, он умудрился прихватить с Большой Земли настоящий двадцатипятилитровый котел, которого хватало, чтобы приготовить еду на всех. Так что теперь отряд был объединен общим приемом пищи.

Но никаких активных действий против немцев, чувствовавших себя хозяевами здесь, в глубоком тылу германской армии, разведчики не предпринимали. Они ждали команды из Центра.

* * *

Полковник видел, как Трофимов в сопровождении трех незнакомых офицеров вышел из своего кабинета. Стараясь не выдавать себя ничем, Бирюков вглядывался в невозмутимое лицо генерала, пытаясь уловить в нем хоть какие-то нотки беспокойства, хоть что-нибудь, напоминающее отчаяние. Но лицо генерала, прошагавшего мимо него по коридору, было невозмутимо. Сопровождавшие его офицеры, два капитана и подполковник, были так же молчаливы и спокойны.

Торжествующий Бирюков ворвался в свой кабинет. Отослал ординарца Андрюшу за лимоном и сахаром, достал из сейфа бутылку марочного армянского коньяка. Посланный в столовую за закуской ординарец пулей прилетел обратно, неся на вытянутых руках накрытый полотенцем поднос. Поставил его на стол перед полковником, торжественно сдернул полотенце.

На мельхиоровом блестящем подносе красовались свежайший нарезанный белый хлеб, несколько стеклянных лоточков с маринованными грибами, соленьями, красной икрой, маслом и паштетом. Лежали кругляши сырокопченой колбасы, с полкилограмма. Помедлив, краснощекий лейтенант государственной безопасности, Андрюша, как его называл в моменты нежности Бирюков, выудил из кармана галифе стеклянную баночку, доверху набитую драгоценными зернышками черной икры! У полковника началось бурное слюноотделение.

Щедрым жестом он достал из-под стола два граненых стакана, разлил коньяк, граммов по сто, барским взмахом руки указал ординарцу на стул. Хлопнул себя ладонью по лбу, лично встал, вышел в приемную, запер ее изнутри, затворил вторую дверь в свой кабинет. И только после этого подошел к столу. Стоя взял свой стакан, ординарец тут же вскочил со своего места со стаканом наготове:

– За что пьем, Александр Борисович? – с подобострастной улыбкой спросил Андрюша своего начальника.

– А за большие звезды, Андрюша! – залихватски махнул рукой полковник и ухмыльнулся. Они хлопнули по полстакана, коньяк пошел на удивление хорошо. В груди у полковника разлилось тепло, день моментально стал светлее. Бирюков набросился на закуску, Андрей только успевал намазывать хлеб маслом. Налили по второй, быстро выпили, так, «чтобы между первой и второй даже муха не пролетела». Расселись, стали закусывать.

Пиршество было роскошным даже по меркам мирного времени, а уж в войну, когда перебои с продовольственным снабжением были повсеместными, достать такую закуску было проблематично. Полковник Бирюков, расстегнув китель, насыщался, краснея от закуски и выпитого, чувствуя, как деликатесные икринки тают на языке.

– Скажи-ка, друг мой любезный, – проговорил полковник с набитым ртом, держа бутылку с коньяком в вытянутой руке и примериваясь к стаканам. – А где ты достал все это великолепие?

– Да ну, скажете тоже, великолепие, Александр Борисович! – улыбаясь, ответил ординарец, держа в руке приготовленный для любимого начальника бутерброд с черной икрой. – Лучшие достойны лучшего!

– Как-как? – переспросил полковник. – А что, хорошо звучит, Андрюша! – он улыбнулся. – Давай-ка этот тост мы поднимем за самых лучших людей. Нас. Выпьем за то, чтобы нам всегда улыбалась удача!

Ординарец был по-настоящему близок к холостому Бирюкову. Крайне близок. Близок до неприличия.

Подобные связи не поощрялись в их ведомстве, но знающий много нелицеприятных фактов из личной жизни видных деятелей полковник в какой-то момент перестал бояться своих желаний. Андрюшу он подобрал еще молодым курсантом. Зеленому юнцу грозила нешуточная опасность стать жертвой конвейера, но Бирюков спас его от неминуемого дела по статье «за анекдот», рассказанный по глупости и в очень узком кругу. Тем он приблизил его к себе. Вот и теперь, после приятных новостей и отменного коньяка с царской закуской, полковнику захотелось близости.