Штрафной батальон - [42]

За этим занятием и застали его вернувшиеся с базара Махтуров и Бачунский.

— Вон он, голубчик, где пришипился, а мы с ног сбились, разыскивая! — возвестил Бачунский, первым возникая в проеме двери. — Ты чего это сидишь не шевелишься?

— А что случилось?

— Он еще спрашивает! Коля! — притворно изумился Бачунский. — Ты случайно не знаешь, отчего друзья начинают глупеть и задыхаться от гордости?

— От чинов, Саша, от чинов. Все зло от них! — в тон ему завздыхал Махтуров.

— От необмытых! — внес существенную поправку Бачунский, смеясь и шельмовато подмигивая. — С вас, дорогой товарищ, причитается за назначение. Или зажать хочешь? Не выйдет!

— Обойдетесь до более подходящего случая, — отмахнулся Павел. Ему и в голову не пришло придать этой реплике сколько-нибудь серьезное значение.

— Ничего подобного! — с жаром возразил Бачунский. — До более подходящего случая еще дожить надо. Ну-ка, Коля, не стесняйся, выкладывай, что у нас там на торжественный момент припасено.

Не дожидаясь согласия Колычева, Махтуров решительно полез на нары и, развязав вещмешок, стал доставать и расставлять на импровизированном столике банки свиной тушенки, хлеб, бутылку водки.

— Да вы что, ребята, в своем уме? — встревожился Павел, видя, что дело принимает нешуточный оборот.

— Вполне, — флегматично ответил Махтуров, убеждая в серьезности своих намерений. — Порядок есть порядок. Пока никого нет, пропустим по сто граммов.

Павел недоверчиво переводил взгляд с одного на другого, словно надеясь, что все окончится шуткой. Но ожидания его были вконец развеяны Бачунским.

— Да ты друг нам или только взводный? — нахраписто подступил он, и Павел сдался.

— Ладно, черт с вами! — сказал он. — Но прежде я вам и другое решение комбата объявлю: вы оба и Шведов назначаетесь командирами отделений. Так что если с кого и причитается, то со всех одинаково.

— Брось подыгрывать! — не поверил Бачунский. Павел молча протянул ему выписку из приказа.

— Бачунский! — отыскав в списке свою фамилию, со смешанным чувством изумления и недоверия прочел тот. — Командиром первого отделения. Махтуров — командиром второго отделения. Слышь, Николай, в самом деле — на, глянь!

Перечитав строки приказа, Махтуров, не задумываясь, выгрузил из мешка все, что намеревался было оставить про запас.

— За такой приказ, братва, не грех и двойную наркомовскую норму принять.

Павел промолчал.

— Принято! — торжественно объявил Бачунский. — Заодно возблагодарим и ртищевских спекулянтов, позаботившихся о наших желудках. Хотя вся моя наличность плакала в их кошельках и платочках. Даже на махру не осталось! Ерунда! До фронта всего ничего осталось — дотянем!

— Перебьемся! По горбушке на брата старшина обеспечит, а кипяток на каждой станции бесплатный.

Разлили водку по кружкам.

— За что выпьем?

— Предлагаю за то, чтобы все хорошо у нас впереди было, чтобы снова не только гражданами, но и товарищами для всех стать.

— За дружбу!

— За дружбу! — клятвой отозвался звяк воедино сведенных кружек.

— Откровенно, ребята: рад доверию, горжусь, — признался Бачунский спустя некоторое время. — Верят, значит, что хоть и виноватые мы, но люди, были ими и остаемся. Вроде как при тифе: пока болеешь — заразный, а подлечился — опять здоровый.

— Ну, что касается здоровья, то обижаться не на кого — сами у себя его отняли, самим и возвращать, — насупленно возразил Махтуров.

— С чего ты взял, что я на кого-то обижаюсь? — задетый его укором, спросил Бачунский. — Нисколько. Я не оправдывать себя хочу. В конечном счете одинаково: живы останемся, значит, вину искупим, погибнем — тоже судимость снимут и в похоронках напишут, что пал геройской смертью за Родину. Система нехитрая. Но сам для себя я в том и другом случае честным хочу быть. Чтобы не только документы, но и совесть чистая была. Потому и не должности, а доверию рад, ответственности.

— Это ты верно заметил, — поддержал Павел, — чтобы и совесть, и документы… без скидок!

Ложка, которой он потянулся к тушенке, так в банке и застряла: снаружи послышался приближающийся многоголосый говор. По-видимому, возвращалась с базара группа штрафников.

— Шабаш, ребята! Прячь бутылку и кружки!

В вагон шумной ватагой ввалилась большая группа солдат, среди которых были Шведов и Кусков.

— Так-так! — многозначительно произнес Шведов, подозрительно оглядывая друзей и принюхиваясь к воздуху. — Значит, есть повод? — Но вдаваться в подробности предусмотрительно не стал.

— А ты бы подольше шлялся по базару! — огрызнулся Бачунский. — Собственно, с тебя тоже причитается.

— За какую провинность — если не секрет? — в обычной своей дурашливо-ироничной манере полюбопытствовал Шведов.

— За производство в отделенные!

Новость была воспринята Шведовым бесстрастно, по крайней мере внешне.

— За что же к нам такая немилость? — напуская на себя еще больше шутовской глубокомысленности, вопросил он и насмешливо пояснил: — Ведь пуще всех печалей нам барский гнев и барская любовь.

Окружающим так и осталось неясным, действительно ли безразлично отнесся он к своему назначению командиром отделения или привычно спрятал чувства за завесу напускного равнодушия и небрежения.