Штормовая волна - [17]

Оззи неохотно опустился в кресло.

— Святой Иаков сказал: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни».

— Что? Да, это неплохо. — Мистер Пирс приподнял раздувшуюся синеватую руку и почесал грудь под простыней. — Но я вовсе не пересилил искушения, мой мальчик. Я сдавался им то так, то сяк, вот в чем дело. В моей душе нет покоя, и я не жажду увидеть Создателя с таким-то грузом на совести. Я ужасно беспокоюсь. Вы твердо верите, что загробный мир существует? Верите во все эти рассказы об адском пламени и вечном проклятии? Честно признаться, я не знаю, что и думать.

— Бог вечен. Бог вездесущ, Бог всё видит. Возврата не будет. Если вы окажетесь в самой глубокой пучине ада, он всё равно будет там. От него не укроешься. Вас беспокоят грехи юности?

— Юности? Какой юности? Моей? Нет, нет. Грешил ли я тогда? Возможно. Если и так, то я забыл. Забыл, что там были за грехи. Нет, мой мальчик, меня беспокоят грехи зрелого возраста. Последних десяти лет.

Оззи высморкался в платок.

— Что же это за грехи, мистер Пирс? Чревоугодие? Праздность? Похоть? Однажды, думаю, я заметил, как вы жульничали в висте.

Мистер Пирс поднес руку к уху.

— Что? Ах, это. Если бы только в висте, мой мальчик... Если бы только в висте.

— Умоляю, скажите же, в чем дело. Я не могу слушать целый день.

Мистер Пирс кашлянул, пытаясь избавиться от скопившейся в горле мокроты.

— Время от времени, мой мальчик, я занимался небольшими спекуляциями. Выглядели они вполне невинными. Как вы знаете, в разных процветающих отраслях промышленности делались большие деньги — в Индии, в Италии. Местечковому нотариусу трудно разбогатеть, пусть даже он посвятит этому всю жизнь. Увы, в основном мои спекуляции были неудачными. Некоторые наши предприятия заглохли, когда вся Европа закрыла свои рынки. И я не приумножил деньги, а потерял их. Что-что? Я сказал, что потерял деньги, а не приумножил.

— Ну, так значит, вы обеднели, — сказал Оззи, сразу сделав вывод. — И что с того?

— Увы, мой мальчик, вынужден сказать, что деньги, которые я вложил в спекуляции, были... в общем, были не мои.

IV

Полчаса спустя преподобный Уитворт, с презрением утешив своего недужного и кающегося приятеля, отправился в конюшню «Красного льва» за лошадью, но там вдруг ощутил потребность выпить перед возвращением домой. Он отослал конюха и по мрачному коридору пошел в таверну, где заказал пинту портера. Через забранные решетками окна проникало так мало света по сравнению с солнечным днем снаружи, что Оззи не сразу узнал сидящего за соседним столом человека.

Тогда он тут же вскочил и пересел к нему.

— Доктор Бенна, можно к вам присоединиться?

— Разумеется, сэр. Я к вашим услугам.

Бенна был человеком сорока двух лет, главным доктором города, авторитетным, крупным и хорошо одетым. Многие простые люди вздрогнули бы, завидев этих двоих вместе, поскольку именно им вручали тело и душу. В целом Бенну боялись больше, поскольку его приговор приводился в исполнение немедленно. Адское пламя было отдаленной перспективой.

Бенна тоже пил портер, и несколько минут они болтали о пустяках. Ни один из них не привык понижать голос, а за другим столом в пределах слышимости сидели два торговца зерном. Бенна поносил городских аптекарей, которые без какой-либо квалификации, не считая вывески над их лавками, считали возможным прописывать лекарства.

— Вы только посмотрите на это, — сказал он, протягивая через стол газету. — Вот так они себя рекламируют, сэр. «Сердечные капли и укрепляющее средство доктора Раймера», «Овощная вода доктора Робертса от гнойных ран. От всех гнилостных инфекций, лепры и прыщей», «Особая микстура доктора Смита от мужской слабости. Продается в оловянных флаконах по размеру». К чему мы придем, мистер Уитворт, если городские доктора вынуждены терпеть подобных шарлатанов и шутов от медицины?

— В самом деле, — ответил Оззи, с безразличием листая газету. — В самом деле.

Торговцы зерном собрались уходить.

— Это была бы хорошая тема для проповеди, — сказал доктор Бенна, расплескав портер на коричневый бархатный фрак. — Их нужно обличить в церкви, причем не смягчая выражений. Это уже возмутительно.

— В самом деле, — повторил мистер Уитворт. — Думаю, я могу кое-что сделать. Не на Троицу, это будет не к месту, а через пару недель.

— Был бы весьма вам признателен, сэр, как и многие простые люди, по большей части. Они ведь так легковерны, и мало кто может отличить опытного доктора, многие годы изучавшего человеческие недуги, от невежественного шарлатана, продающего бутылку окрашенной воды под видом эликсира жизни.

— Кстати, — сказал Оззи, когда торговцы зерном ушли, а их место так никто и не занял, — так уж случилось, что мне тоже понадобился ваш совет. По другому делу, по тому делу, которое я уже обсуждал с вами когда-то, но вы так и не ответили утвердительно.

Доктор хмыкнул над позолоченным набалдашником трости. Мистер Уитворт почти не дал ему закончить предложение, а доктор Бенна не привык, чтобы его перебивали, и не торопился менять тему.

— И в чем дело?

— В моей жене, — ответил Оззи.

В главном зале болтали посетители, но эта комната находилась в глубине. Свет через заляпанное и неровное оконное стекло придавал такую обманчивую окраску столу, скамье и стулу, рукам, одежде и лицам, что собеседники на мгновение замолчали с непроницаемым видом.